Яллох против Германии (фрагмент; рус)
Заявление № 54810/00
Дата решения - 11 июля 2006 года
Официальное цитирование – Jalloh v. Germany [GC], no. 54810/00, § …, ECHR 2006-…
Перевод Андрея Кристенко под редакцией Аркадия Бущенко
B. Оценка Суда
1. Общие принципы, установленные практикой Суда
94. Суд напоминает, что в соответствии со статьей 19 Конвенции он обязан гарантировать соблюдение обязательств государствами – участниками Конвенции. В частности, в его функции не входит заниматься ошибками факта или права, якобы совершенными национальным судом, если только и в той степени, пока они не нарушили права и свободы, защищаемые Конвенцией. Хотя статья 6 гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, она не устанавливает никаких правил в отношении допустимости доказательств как таковой, которая в первую очередь регулируется национальным законодательством (see Schenk v. Switzerland, judgment of 12 July 1988, Series A no.140, p. 29, §§ 45-46; Teixeira de Castro v. Portugal, judgment of 9 June 1998, Reports 1998-IV, p. 1462, § 34).
95. Поэтому не дело Суда - определять в принципе, может ли конкретный вид доказательства, – например, доказательство, полученное незаконно с точки зрения национального законодательства, – быть признан допустимым, или виновен ли заявитель. Вопрос, на который нужно ответить - было ли судебное разбирательство в целом, в том числе способ, с помощью которого было получено доказательство, справедливым. Это включает рассмотрение оспариваемой «незаконности» и, если затрагивается нарушение другого права, гарантированного Конвенцией, – характера выявленного нарушения (see, inter alia, Khan v. the United Kingdom, no. 35394/97, § 34, ECHR 2000-V; P.G. and J.H. v. the United Kingdom, no. 44787/98, § 76, ECHR 2001-IX; Allan v. the United Kingdom, no. 48539/99, § 42, ECHR 2002-IX).
96. При определении того, было ли судебное разбирательство в целом справедливым, следует также учесть, уважались ли права на защиту. Необходимо рассмотреть, в частности, имел ли возможность заявитель оспаривать подлинность доказательств и возражать против их использования. Кроме того, следует принимать во внимание качество доказательств, в том числе, вызывают ли обстоятельства, при которых они были получены, сомнения в их надежности или точности. Хотя проблема справедливости не обязательно возникает, когда полученные доказательства не поддерживаются другим материалом, можно сказать, что там, где доказательства очень сильные и отсутствует риск того, что они окажутся ненадежными, необходимость в подтверждающих доказательствах, соответственно, меньше (see, inter alia, Khan, cited above, §§ 35, 37; Allan, cited above, § 43).
97. Общие требования справедливости, содержащиеся в статье 6, относятся ко всем уголовным процедурам независимо от вида рассматриваемого преступления. Однако при определении того, было ли судебное разбирательство в целом справедливо, можно принять во внимание общественный интерес в расследовании и наказании за конкретное преступление и сопоставить с личным интересом человека в том, чтобы доказательства против него были собраны законным путем. Однако, общественный интерес не может оправдать меры, которые сводят на нет саму суть прав заявителя на защиту, в том числе право против самообличения, гарантированного статьей 6 Конвенции. (see, mutatis mutandis, Heaney and McGuinness v. Ireland, no. 34720/97, §§ 57-58, ECHR2000-XII).
98. Что касается, в частности, определения характера нарушения Конвенции, Суд напоминает, что, в частности, в делах Khan и P.G. and J.H. v. the United Kingdom Суд решил, что использование скрытых подслушивающих устройств нарушало статью 8, поскольку использование таких устройств было лишено оснований в национальном законе, а вмешательство в право этих заявителей на уважение их частной жизни не «соответствовало закону». Тем не менее, использование в качестве доказательств информации, полученной таким образом, в обстоятельствах данного дела не противоречило требованиям справедливости, гарантированной статьей 6 § 1.
99. Однако к доказательствам, полученным методом, который был признан нарушающим статью 3, применяются иные соображения. Такой вопрос может возникнуть в контексте статьи 6 § 1 в отношении доказательств, полученных в нарушение статьи 3 Конвенции, даже если допустимость такого доказательства не была решающей для осуждения (see İçöz v. Turkey (dec.), no. 54919/00, 9 January 2003; and Koç v. Turkey (dec.), no. 32580/96, 23 September 2003). В этой связи Суд напоминает, что статья 3 воплощает одну из самых фундаментальных ценностей демократического общества. Даже в самых сложных обстоятельствах, как, например, борьба с терроризмом и организованной преступностью, Конвенция недвусмысленно запрещает пытки и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание, независимо от поведения потерпевшего. В отличие от большинства содержательных положений Конвенции статья 3 не предусматривает никаких исключений и не допускает отступления на основании статьи 15 § 2 даже в случае общественной опасности, угрожающих существованию нации (see, inter alia, Chahal v. the United Kingdom, judgment of 15 November 1996, Reports1996-V, p. 1855, § 79; and Selmouni v. France [GC], no. 25803/94, § 95, ECHR1999-V).
100. Что касается использования доказательств, полученных в нарушение права на молчание и привилегии против изобличения себя, Суд напоминает, что это общепризнанные международные стандарты, которые составляют сердцевину понятия справедливой процедуры в контексте статьи 6. Их смысл состоит, кроме всего прочего, в защите обвиняемого от недопустимого принуждения властей, что, в свою очередь, содействует предупреждению судебных ошибок и достижению целей статьи 6. Право не изобличать себя, в частности, предполагает, что обвинитель в уголовном деле должен доказать свое обвинение против обвиняемого, не прибегая у доказательствам, полученным с помощью принуждения или притеснения вопреки воле обвиняемого (see, inter alia, Saunders v. the United Kingdom, judgment of 17 December 1996, Reports 1996-VI, p. 2064, § 68; Heaney and McGuinness, cited above, § 40; J.B. v. Switzerland, no. 31827/96, § 64, ECHR 2001-III; and Allan, cited above, § 44).
101. При определении того, подрывала ли процедура саму сущность привилегии против изобличения себя, Суд будет принимать во внимание, в частности, следующие элементы: характер и степень принуждения, наличие каких-либо соответствующих гарантий в процедурах и использование полученного материала (see, for example, Tirado Ortiz and Lozano Martin v. Spain (dec.), no. 43486/98, ECHR 1999‑V; Heaney and McGuinness, cited above, §§ 51-55; and Allan, cited above, § 44).
102. Суд был последователен в том, что право не изобличать себя, прежде всего, касается уважения решения обвиняемого лица хранить молчание. В правовых системах стран – участниц Конвенции и в других системах общепризнанным является то, что это не распространяется на использование в уголовных процедурах материалов, которые могут быть получены от обвиняемого путем принуждения, но существование, которых не зависит от воли обвиняемого, таких как, например, документы, изъятые на основании ордера, дыхание, кровь, моча, волосы или образцы голоса и тканей для проведения теста на ДНК.
2. Применение общих принципов в данном деле
103. При определении того, можно ли судебные процедуры в отношении заявителя признать справедливыми в свете этих принципов, Суд с самого начала отмечает, что доказательства, полученные посредством введения эметогенных средств[1] заявителю, не были получены “противозаконно” с точки зрения национального законодательства. В связи с этим Суд напоминает, что национальные суды определили, что статья 81a Уголовно процессуального Кодекса это допускает.
104. Суд решил, что заявитель подвергся бесчеловечному и унижающему его достоинство обращению, которое противоречит материальным положениям статьи 3, когда к нему применили эметогенные средства, чтобы вынудить его извергнуть проглоченные наркотики. Поэтому доказательство, использованное в уголовных процедурах против заявителя, было прямым результатом нарушения одного из основных прав, гарантированных Конвенцией.
105. Как отмечалось выше, использование в уголовном процессе доказательства, полученного в нарушение статьи 3, поднимает серьезные проблемы относительно его справедливости. Суд не считает, что в данном деле заявитель подвергся пытке. Он считает, что, изобличающее доказательство, – в форме признания или вещественного доказательства, – полученное в результате актов насилия или жестокости или других форм дурного обращения, которое может характеризоваться как пытка, – никогда не должны рассматриваться как доказательство вины жертвы, независимо от его доказательственного значения. Любой другой вывод привел бы к косвенному оправданию морально предосудительного поведения, которое авторы статьи 3 Конвенции стремились запретить, или, как это было выражено в решении Верховного Суда США по делу Rochin, к “укрыванию жестокости плащом закона”. В этой связи Суд отмечает, что статья 15 Конвенции ООН против пыток и других видов жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания предусматривает, что заявления, которые, как установлено, сделаны в результате применения пыток, не должны использоваться в качестве доказательства в процедурах в отношении жертвы пыток.
106. Хотя обращение, которому подвергся заявитель, не заслуживает специального клейма, предусмотренного для актов пыток, оно достигло в данных обстоятельствах минимального уровня жестокости, которое охватывается запретом, установленным статьей 3. Не исключено, что в обстоятельствах конкретного дела использование доказательства, полученного с помощью умышленных актов дурного обращения, не составляющих пытки, обусловит несправедливость судебного разбирательства в отношении потерпевшего независимо от серьезности вменяемого преступления, значения, которое придается доказательствам, и возможностей, которыми потерпевший располагал, чтобы оспорить допущение и использование доказательства в суде.
107. В настоящем случае можно оставить открытым общий вопрос о том, становится ли судебное разбирательство несправедливым при использовании доказательств, полученных в результате действий, квалифицированных как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Суд отмечает, что даже если у властей не было намерения причинить боль и страдание заявителю, доказательство было получено методом, который нарушает одно из основных прав, гарантированных Конвенцией. К тому же стороны согласны в том, что наркотики, полученные оспариваемым методом, были решающим фактором, приведшим к осуждению заявителя. Верно, и также не оспаривалось, то, что заявителю была предоставлена возможность, которую он использовал, оспаривать использование в качестве доказательств наркотиков, полученных таким методом. Однако, никакие рассуждения национальных судов в отношении исключения этого доказательства не могли иметь значение, так как они считали применение эметогенных средств основанным на национальном законе. Кроме того, нельзя сказать, что общественный интерес в осуждении заявителя был столь значимым, чтобы оправдать использование этого доказательства в суде. Как отмечалось выше, эметогенные средства были применены к уличному дилеру, продающему наркотики относительно небольшими количествами, которому в итоге было назначено наказание в виде 6 месяцев заключения под стражу с испытательным сроком.
108. При таких обстоятельствах Суд считает, что использование в качестве доказательств наркотиков, полученных насильственным введением заявителю эметогенных средств, сделало судебное разбирательство в целом несправедливым.
109. Такие заключения сами по себе являются достаточным основанием для вывода о том, что заявитель не получил справедливого судебного разбирательства в нарушение статьи 6. Однако Суд считает уместным обратиться также к аргументу заявителя о том, что метод, которым было получено доказательство, и его использование, нарушило его право не изобличать себя. С этой целью Суд будет рассматривать, прежде всего, имело ли это особенное право отношение к обстоятельствам дела заявителя и, если да, было ли оно нарушено.
110. Что касается применения принципа не изобличения себя в данном деле, Суд считает, что вопрос состоит в использовании в суде “вещественного” доказательства, – в отличие от признания, – полученного насильственным вмешательством в телесную целостность. Он отмечает, что в странах – участниках Конвенции и в других странах обычно считается, что право не изобличать себя касается уважения решения обвиняемого хранить молчание при допросе и не быть принуждаемым делать утверждения.
111. Однако Суд придал принципу против самообличения, который защищает статья 6 § 1, более широкое значение, чтобы охватить случаи, когда речь идет о принуждении передать вещественное доказательство властям. В деле Funke, например, Суд пришел к выводу, что попытка заставить заявителя раскрыть документы и, тем самым, предоставить доказательства совершения им преступлений, нарушило его право не изобличать себя. Также в деле J.B. v.Switzerland Суд посчитал попытки национальных властей заставить заявителя представить документы, которые могли дать информацию об уклонении его от уплаты налогов, нарушением принципа самообличения (в его более широком смысле).
112. В деле Saunders Суд решил, что принцип против самообличения не охватывает «материал, который, возможно, будет получен от обвиняемого через использование обязательных полномочий, но который существует независимо от воли подозреваемого, как, например, среди всего прочего, документы, полученные согласно ордеру, дыхание, кровь и образцы мочи и телесной ткани с целью теста на ДНК».
113. По мнению Суда, доказательства в деле, а именно, наркотики, скрытые в теле заявителя, которые были получены насильственным применением эметогенных средств, могут относиться к категории материалов, существующих независимо от воли подозреваемого, использование которых, в общем, не запрещается в уголовных процедурах. Однако есть несколько элементов, которые отличают настоящее дело от примеров, перечисленных в деле Saunders. Во-первых, как с оспоренными мерами в делах Funke и J.B. v. Switzerland , эметогенные средства использовались для того, чтобы обнаружить вещественное доказательство вопреки воле заявителя. С другой стороны, телесный материал, перечисленный в деле Saunders, касался материала, полученного принуждением для судебной экспертизы с целью обнаружения, например, присутствия алкоголя или наркотиков в организме.
114. Во-вторых, степень насилия, примененного в настоящем случае, значительно отличается от степени принуждения, необходимой для того, чтобы получить те виды материала, которые упомянуты в деле Saunders. Чтобы получить такой материал, необходимо, чтобы обвиняемый пассивно терпел незначительное вмешательство в его физическую целостность (например, когда берутся кровь или образцы волос или телесная ткань). Даже если необходимо активное участие заявителя, то из дела Saunders видно, что это касается материала, производимого при нормальном функционировании организма (например, дыхание, моча или образцы голоса). Напротив, для того, чтобы заставить заявителя в данном деле извергнуть доказательство, требовалось насильственное введения трубки и вещества через нос, чтобы спровоцировать патологическую реакцию в его теле. Как отмечалось ранее, эта процедура не исключала риска для здоровья заявителя.
115. В-третьих, доказательство в данном деле было получено с помощью процедуры, которая нарушила статью 3. Процедура, использованная в деле заявителя, сильно отличается от процедур получения, например, образца крови или теста на дыхание. Процедуры последнего вида не достигают, кроме как в исключительных обстоятельствах, того минимального уровня жестокости, который противоречит статье 3. Кроме того, хотя они вмешиваются в право на уважение частной жизни, эти процедуры оправданы статьей 8 § 2, будучи необходимыми для предотвращения уголовных преступлений.
116. Соответственно, принцип против самообличения применим в данной процедуре.
117. Чтобы определить, было ли нарушено право заявителя не изобличать себя, Суд будет учитывать по очередности следующие факторы: природу и степень принуждения, которые использовались для получения доказательства; общественный интерес в расследовании и наказании за рассматриваемое преступление; наличие каких-либо соответствующих гарантий в процедуре; и способ использования полученного материала.
118. Что касается характера и степени принуждения, использованного для получения доказательства в данном деле, Суд повторяет, что насильственное вызывание рвоты у заявителя для извержения наркотиков серьезно вторгалось в его физическую и психическую целостность. Заявителя удерживали четверо полицейских, трубка пропускалась через нос в желудок, потом по трубке вводились химические вещества для того, чтобы вынудить его извергнуть доказательство с помощью патологической реакции организма. Такое обращение было признано бесчеловечным и унижающим достоинство и, следовательно, нарушившим статью 3.
119. Что касается общественного интереса в использовании доказательства для осуждения заявителя, Суд считает, что, как отмечено выше, обжалуемая мера была применена к уличному дилеру, продающему наркотики относительно небольшими количествами, которому в итоге было назначено наказание в виде 6 месяцев заключения под стражу с испытательным сроком. В обстоятельствах данного дела общественный интерес в осуждении заявителя не мог оправдать обращение к такому тяжкому вмешательству в его физическую и психическую целостность.
120. Обращаясь к наличию соответствующих гарантий в процедуре, Суд отмечает, что статья 81a Уголовно-процессуального Кодекса предписывает, что телесные вторжения осуществляются в больнице врачом “по законам искусства” и только если нет никакого риска для здоровья обвиняемого. Хотя можно сказать, что национальный закон в общем предусмотрел гарантии против произвольного или несообразного использования такой меры, заявитель, опираясь на свое право молчать, отказался от предварительного медицинского осмотра. Он мог разговаривать лишь на ломаном английском языке, а значит подвергся процедуре без проведения полного обследования его физической способности ее выдержать.
121. Относительно использования доказательства Суд повторяет, что наркотики получены с применением эметогенных средств и были решающим доказательством в его обвинении в торговле наркотиками. Действительно, заявитель имел возможность оспаривать использование в суде такого доказательства. Однако, как отмечалось выше, никакие рассуждения национальных судов в отношении исключения этого доказательства не могли иметь значение, так как они считали оспариваемое обращение основанным на национальном законе.
122. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд готов также признать, что использование в судебном разбирательстве доказательства, полученного насильственным введением эметогенных средств, нарушило его право не изобличать себя, что привело к несправедливому судебному разбирательству в целом.
123. Соответственно, здесь было нарушение статьи 6 §1 Конвенции.
[1] Средства, вызывающие рвотный рефлекс