Н. Ч. против Канады
Решение Комитета по правам человека в соответствии с Факультативным протоколом к Международному пакту о гражданских и политических правах относительно
Сообщения № 1052/2002
Представлено: г-жой Н.Ч. (адвокатом не представлена)
Предполагаемые жертвы: автор сообщения и ее дочь Дж.Ч.
Государство-участник: Канада
Дата принятия Соображений: 20 марта 2007 года
1. Автором сообщения является Н.Ч., гражданка Канады украинского происхождения, родившаяся 28 июля 1960 года. Она также представляет сообщение от имени своей дочери Дж.Ч., родившейся в Канаде 20 февраля 1993 года, лишенной ее попечения 2 августа 1997 года и позднее удочеренной. Хотя изначально автор не делала конкретных заявлений в соответствии с Пактом, позднее она заявила, что она и ее дочь являются жертвами нарушений Канадой[1] статей 1, 2, 3, 5 (пункт 2), 7, 9 (пункты 1, 3 и 5), 10 (пункты 1 и 2a), 13, 14 (пункты 1, 2, 3d иeи 4), 16, 17, 18 (пункт 4), 23, 24, 25(с)и 26 Международного пакта о гражданских и политических правах (Пакт). Она не представлена адвокатом.
Факты в изложении автора
2.1. Автор сообщения родилась на Украине и получила там диплом медицинского работника. В 1989 году она эмигрировала в Канаду и стала гражданкой Канады в 1994 году. После рождения дочери 20 февраля 1993 года она воспитывала ребенка одна, при этом посещала занятия в университете, с тем чтобы получить профессиональную квалификацию в Канаде. Биологический отец ребенка не поддерживал с ней связи.
2.2. В ночь с 1 на 2 августа 1997 года автор обратилась в полицию, чтобы сообщить о сексуальном надругательстве над ее четырехлетней дочерью. Кроме того, автор дала пощечину своей дочери, чтобы запретить ей ходить в гости к соседям, после чего у девочки на лице остался красный след[2]. По словам автора, подобное произошло лишь однажды в силу особых обстоятельств, так как она беспокоилась за благополучие своей дочери. В соответствии с протоколом полиции, автор остановила водителя автомобиля, чтобы «отдать» ему свою дочь, и заявила, что девочка ей больше не нужна и что теперь о ней может позаботиться Канада. Последнее утверждение, однако, неизменно отрицается автором, уверявшей, что ребенок стоял на тротуаре, пока сама автор разговаривала с полицией и что она не оставляла дочь одну. Полиция отвезла ее ребенка в полицейский участок и отдала под опеку сотрудников Общества помощи детям города Торонто, которые в свою очередь поместили ее в приемную семью. Несмотря на заявление автора о том, что ее дочь подверглась сексуальному насилию, разбирательства предположительно произведено не было, и ребенок не прошел врачебный осмотр.
2.3. Спустя несколько дней (5 августа), автор была арестована по обвинению в причинении насилия (за то, что, на ее взгляд, представляло собой проявление родительского авторитета) по отношению к своей дочери[3]. В письменных показаниях от 6 августа автор объяснила обстоятельства происшествия и указала, что, по ее мнению, она способна заботиться о своей дочери и что она с удовольствием пригласит сотрудников Общества помощи детям к себе домой для ознакомления с ее методами воспитания. Однако 7 августа, по решению провинциального суда Скарборо, девочка была передана под временную (три месяца) опеку Католическому обществу помощи детям города Торонто (КОПД) с возможностью доступа в присутствии персонала. Согласно автору сообщения, это распоряжение не давало права ни на перевод ее ребенка в приемную семью на постоянной основе, ни на ее последующее удочерение. Она утверждает, что до проведения судебного разбирательства по вопросу о защите интересов ребенка и вынесения судебного решения от 26 июня 2000 года[4] распоряжения об опеке КОПД выдано не было и не было установлено, что ребенок нуждался в защите, как того требует национальное законодательство, а именно нормы гражданского производства, правила суда по семейным делам и Закон о семье и социальных службах, для обоснования дальнейшего содержания ее дочери под опекой с 1997 по 2000 год. Хотя девочка изначально подтвердила то, что мать ударила ее, она неоднократно высказывала пожелание вернуться домой, а ее реакция на расставание с матерью в конце посещений была негативной. Все посещения проводились строго в присутствии персонала, и матери с дочерью не давали оставаться наедине.
2.4. 1 декабря 1997 года[5] по просьбе дочери автор забрала ее домой. В результате она была осуждена за похищение ребенка и приговорена к лишению свободы сроком на один месяц. В тюрьме она была жестоко избита одной из заключенных, после чего в течение десяти дней содержалась в одиночной камере без медицинского ухода. 24 декабря 1997 года она была освобождена под залог при том условии, что для получения доступа к дочери ей придется пройти освидетельствование, предусматриваемое КОПД в этих случаях, и что любой доступ к дочери будет возможен только под непосредственным и прямым наблюдением персонала КОПД. Телефонные разговоры между матерью и дочерью были прекращены после спора между автором сообщения и приемной матерью.
2.5. В марте 1998 года по просьбе КОПД автор прошла освидетельствование, проводившееся в течение четырех часов д-ром К., лечащим психиатром Института психиатрии им. Кларка. Копия медицинского заключения на 14 страницах, составленного врачом, Комитету предоставлена не была. Однако, как следует из судебного решения от 26 июня 2000 года[6], врач, выносивший заключение на основе двух обследований и свидетельств других психиатров, определил, что автор страдала маниакальным расстройством, эротоманиакальным и соматическим бредом и манией преследования. По свидетельству судьи, врач также заключил, что, поскольку психическое расстройство протекало без лечения, ее способность заботиться о дочери находилась под вопросом.
2.6. 29 сентября 1998 года д-р К. ответил на письмо, направленное адвокатом автора, и прояснил ряд вопросов, в том числе уточнив, что он сам не мог диагностировать эротоманиакальный бред у автора в ходе проведенного с ней времени, но что из записей, полученных из поликлиники Университета Торонто, следовало, что показанием для ее лечения там был эротоманиакальный бред. Он также указал в своем заключении, что даже если у нее и наблюдались симптомы эротоманиакального бреда, то таковые не сказывались на ее способности заботиться о дочери[7].
2.7. 12 мая 1998 года автор прошла освидетельствование у д-ра Г. В госпитале Торонто. При описании автора он указал, что «явных симптомов маниакального или психического расстройства не наблюдается», что «отсутствует формальное нарушение мышления» и что «ее мышлению были присущи в основном идеи преследования, которые, хоть и казались несколько утрированными, все же не носили бредового характера». Он пришел к мнению о том, что «пациентка, вероятно, страдает параноидальным расстройством личности, хотя на данном этапе на основании одного обследования трудно что-либо утверждать», но при этом заключил, что в приеме медицинских препаратов она не нуждается.
2.8. 2 июля 1998 года д-р Г., являвшийся семейным врачом автора с мая 1995 года, указал в письме, что он не может сказать, что хорошо знает пациентку и что ему трудно ее описать, но что она, по всей видимости, не страдает какими-либо значительными психическими заболеваниями и медицинских препаратов не принимает.
2.9. В письме от 6 июля 1998 года д-р Т., педиатр-консультант, периодически наблюдавший ребенка в ходе консультаций с августа 1993 года, указал, что у него нет причин или оснований полагать, что автор была плохой матерью.
2.10. На основании заключения д-ра К., в котором обрисовывался диагноз, и несмотря на заявления других специалистов о том, что она здорова и в приеме препаратов не нуждается, КОПД отказался возобновить доступ к ребенку. В июне 1998 года в первоначальное ходатайство КОПД о получении распоряжения об опеке сроком на три месяца была внесена просьба о выдаче распоряжения о постоянной опеке без права доступа матери к ребенку, с тем чтобы можно было передать ребенка на удочерение. Ходатайства автора о возобновлении доступа к ребенку, поданные в июле, августе и ноябре 1998 года, отклонялись на основании распоряжений об отказе в доступе.
2.11. При проведении 28 сентября 1998 года обследования для целей удочерения социальный работник КОПД, специализирующийся на вопросах усыновления, отметила, что «с момента поступления Дж. Под опеку значительно улучшились ее навыки общения». При этом она указала, что «Дж., по всей видимости, сильно привязана к своей матери» и «заявляет, что хочет жить с ней». «В разговоре с этим сотрудником Дж. Указала, что хочет быть вместе с матерью, хотя до сих пор испытывает к ней несколько противоречивые чувства.» Она заявила, что любит свою мать, хотя та ее избила. «Несмотря на это, в данный момент она не могла допустить возможность проживания в другой семье.» Социальный работник пришла к выводу о том, что есть смысл провести психологическое обследование ребенка, в частности уделив внимание вопросам привязанности, прежде чем принимать решение о возможности ее удочерения.
2.12. 12 декабря 1998 года детский психолог д-р П. написала заключение о возможных последствиях, которые постоянная опека без права доступа матери может иметь для ребенка. Психолог указала на опасность того, что у ребенка, к тому времени не видевшего свою мать в течение года, разовьется расстройство, связанное с умением привязываться к людям. Далее она отмечает следующее:
«Дж. Скучает по матери, говорит, что хочет ее увидеть, она расстроена из-за отсутствия матери.
(…) Дж. Пребывает в смешанных чувствах. (…) После воїйора с ее приемной матерью и
беседы с самой Дж. У меня создалось впечатление, что она дорожит воспоминаниями о своей матери, при этом она сбита с толку и не понимает, что она должна и может чувствовать по отношению к матери. Есть опасность возникновения у нее депрессии. (…) Дж. Необходимо определиться в чувствах к своей матери. (…) Представляется целесообразным позволить Дж. Увидеться с матерью, с тем чтобы она смогла наконец определиться. (…) Таким образом, рекомендуется возобновить посещения [автора] под наблюдением персонала. Дать Дж. Возможность узнать свою мать поближе. (…) Если будет признано, что такие посещения вредят Дж., то их необходимо будет прекратить, объяснив ей причины их прекращения».
2.13. В попытке восстановить право на заботу и попечение над ребенком или право на посещение автор обращалась к различным адвокатам и в итоге стала лично направлять многочисленные ходатайства и жалобы в суды в период с 1997 по 2000 год. В результате 11 января 1999 года по просьбе КОПД Высший суд Онтарио, основываясь на заключении д-ра К., признал автора сообщения «психически неполноценной» и предписал запретить ей в дальнейшем обращаться в судебные инстанции лично. В данных обстоятельствах представлять интересы автора в ходе судебного разбирательства было поручено Общественному опекунскому и попечительскому совету (ООПС)[8]. Она утверждает, что ООПС не действовал в ее интересах и пытался ввести ее в заблуждение. Кроме того, суд постановил перенести судебное разбирательство, намеченное на февраль 1999 года, так как ООПС был не готов к участию в нем.
2.14. В июне 1999 года на основании решения, вынесенного 17 мая 1999 года, был возобновлен ее доступ к ребенку при определенных условиях, в частности:
«1. [Автору] будет предоставляться доступ к ребенку под наблюдением персонала исключительно по усмотрению КОПД.
2. Доступ будет предоставляться раз в три недели и не более, чем на 90 минут.
4. В ходе посещений [автор] будет все время находиться в комнате для посещений в помещении КОПД вместе с ребенком под постоянным наблюдением сотрудников КОПД. В течение всего посещения в комнате будет присутствовать сотрудник КОПД, кроме того, еще один сотрудник будет находиться за зеркалом скрытого наблюдения.
10. [Автор] не будет выяснять у Дж., где она живет, какой у нее номер телефона и какую школу она посещает.
13. В случае если [автор] не выполнит любое из этих условий, посещения будут немедленно прекращены, а КОПД будет вправе решать, будут ли такие посещения проводиться в дальнейшем».
2.15. В августе 1999 года КОПД снова отказал в доступе к ребенку, хотя посещения проходили хорошо и автор полностью выполняла все условия для доступа в ходе каждого посещения. В ответ на ходатайство автора возобновить доступ распоряжение о предоставлении доступа было изменено 21 декабря 1999 года в интересах ребенка. В декабре 1999 года девочка стала жить в новой приемной семье, которая высказала пожелание удочерить ее.
2.16. 8 декабря 1999 года автор обратилась в Верховный суд с ходатайством о судебном пересмотре всего процесса о защите интересов ребенка. КОПД подал встречное ходатайство в соответствии с разделом 140 Закона о судах с просьбой лишить автора права продолжить все начатые ею разбирательства и запретить возбуждать любые последующие. 8 марта 2000 года Верховный суд запретил ей впредь инициировать разбирательства в суде и постановил прервать все разбирательства, возбужденные ею ранее в любом нз судов. Суд исходил из того, что автор подала многочисленные ходатайства, жалобы и заявления, срывая сроки проведения судебного разбирательства, касающегося защиты интересов ребенка, и тем самым ставя под угрозу благополучие ребенка.
2.17. 26 июня 2000 года на основном судебном разбирательстве по защите интересов ребенка Высший суд Онтарио издал распоряжение о постоянной опеке без права доступа к ребенку для целей удочерения. Суд признал, «что доказательства по этому делу дают Суду достаточные основания утверждать, что ребенок нуждается в защите, и что имеется достаточно доказательств, свидетельствующих о том, что интересам ребенка может служить только распоряжение о постоянной опеке без права доступа». Суд далее выразил «твердую уверенность» в том, что автор является «тяжелобольным человеком» и что ребенок, оставленный на ее попечении, не только пострадает физически, но и получит непоправимую эмоциональную травму. Суд основал свое решение на медицинском заключении д-ра К., сделанном в 1998 году, на утверждении д-ра Г. О том, что «пациентка, вероятно, страдает параноидальным расстройством личности», и заявлении еще одного врача от 12 мая 1998 года следующего содержания: «Хотя я не располагаю прямыми доказательствами, подтверждающими, что она страдает маниакальным расстройством, мне кажется, что материал, представленный д-ром К. предположительно для использования в суде, вероятно, заслуживает доверия.» Ни один из специалистов для дачи показаний в суд не явился.
2.18. Ребенку на судебном разбирательстве слова не предоставили. Однако из судебного решения следует, что, по словам ее адвоката, «от имени ребенка было принято решение о том, что она желает остаться с приемными родителями, с которыми она проживает в настоящее время, хотя она продолжает высказывать пожелание навестить свою мать». В ходе судебного разбирательства детский психолог заявил, что Джулия сильно привязана к матери, нуждается в общении с ней и будет страдать в случае, если отказ в доступе не будет снят.
2.19. В отношении состояния автора и ее поведения Суд далее т метил, что:
«Тяжело определить, где заканчивается болезнь [автора] и начинается злонамеренное поведение, поскольку они весьма тесно взаимосвязаны. Отобрание ребенка имело место рано утром 2 августа 1997 года, и с того самого времени и до тех пор, пока по этому делу в мае и июне 2000 года не началось судебное разбирательство, в связи с отобранием возбуждались бесконечные правовые процедуры, из-за которых откладывалось рассмотрение в суде первоначальной проблемы, при этом [автор] с помощью семи или восьми адвокатов действовала по всем направлениям, обращаясь с многочисленными ходатайствами и апелляциями на решения, пока наконец в этом году Верховный суд не вынес решение о том, что [автор] является недобросовестным истцом, и запретил ей задействовать какие-либо правовые процедуры без предварительного разрешения суда».
Наконец, было признано, что продолжение доступа лишь обострит те смешанные чувства, в которых пребывает ребенок, и что отсутствует изложение каких-либо особых обстоятельств, которые бы в этих условиях оправдали бы продолжение доступа. 10 октября 2000 года по процессуальным причинам была отклонена апелляция автора от 26 июля 2000 года.
2.20. В ноябре 2000 года автор обратилась к КОПД с просьбой предоставить информацию о передаче Дж. На удочерение. В ответе КОПД значилось, что «Общество не обязано сообщать вам о процедуре удочерения вашей дочери».
2.21. Как следует из письменных показаний, которые 22 июня 2001 года дала приемная мать ребенка, автор несколько раз пыталась связаться с дочерью. Она звонила им домой в феврале, августе и октябре 2000 года и дважды, в мае и июне 2001 года, приезжала в школу девочки. По словам приемной матери, девочка убежала от автора и обратилась за помощью к одному из учителей. Дж. Рассказала своей приемной матери, что автор подошла к ней, но «сама она не смогла с ней заговорить» и что она «по-прежнему боится своей матери». Заявление о передаче на удочерение от 9 августа 2001 года, подписанное приемными родителями, свидетельствует об их намерении удочерить ребенка.
2.22 Автор подавала дополнительные ходатайства и апелляции, которые были отклонены по процессуальным причинам. Наконец, 13 сентября 2001 года Верховный суд Канады отклонил поданную автором просьбу о разрешении подать апелляцию и ходатайство о приостановлении процедуры удочерения. Заявления, направляемые ею в Комиссию по правам человека в Онтарио, Министерство социального обеспечения и по делам общин и «многие другие органы власти», не принесли результата.
Жалоба
3.1. Хотя изначально автор не ссылалась на нарушения конкретных положений Пакта, позднее в своих комментариях по поводу замечаний государства-участника она указала на нарушения статей 1, 2, 3, пункта 2 статьи 5, статьи 7, пунктов 1, 3 и 5 статьи 9, пунктов 1 и 2 а) статьи 10, статьи 13, пунктов 1, 2, 3 d) и e) и 4 статьи 14; статей 16, 17, пункта 4 статьи 18, статей 23, 24, 25 с) и 26 Пакта. Изучив жалобу, Комитет считает, что в ней поднимаются следующие вопросы в связи с Пактом.
3.2. Автор заявляет от своего имени о нарушениях статьи 14 в связи с ее осуждением и лишением ее свободы за насильственные действия и похищение дочери, а также статей 9 и 10 в связи с обращением, которому она подверглась во время отбывания наказания.
3.3. От имени своей дочери и от своего имени автор заявляет, что ее дочь была «похищена», и требует вернуть ей опеку или предоставить доступ к ребенку. Она утверждает, что ее семья была «разрушена незаконным образом», поскольку ее дочь была отобрана и удерживалась КОПД без законного распоряжения об опеке. Ее доступ к дочери был незаконно и произвольно прекращен сотрудниками КОПД без каких-либо объяснений, несмотря на судебное распоряжение, гарантирующее доступ. Ее дочь находилась под временной опекой КОПД гораздо дольше установленного законом максимального срока в один год[9]. В ходе разбирательства не было предпринято никаких усилий для возвращения ребенка автору или принятия менее строгого решения. В этих заявлениях поднимаются вопросы в связи со статьями 17, 23 и 24.
3.4. От имени своей дочери и от своего имени автор выражает протест в связи с задержками при рассмотрении их дела в суде, в частности в связи с почти трехлетней задержкой с момента начала производства по делу о защите интересов ребенка в августе 1997 года до проведения судебного разбирательства в июне 2000 года, таким образом поднимая вопросы по пункту 1 статьи 14.
3.5. Автор заявляет, что слушание по делу о защите интересов ребенка было несправедливым. Она утверждает, что в ходе судебного разбирательства, закончившегося принятием судебного решения от 26 июня 2000 года, суд не вызвал основного свидетеля и не признал наличия многочисленных противоречий в показаниях свидетелей. Кроме того, психиатрическое освидетельствование, на основании которого суд принимал свое решение, проводилось за два года до судебного разбирательства и содержало показания с чужих слов, которым суд не дал должную оценку. Судья вынес решение на основании одного устаревшего заключения, составленного психиатром по просьбе КОПД, которое оплатило подготовку заключения. Этот психиатр на суде показаний не давал. В этих заявлениях также поднимаются вопросы в связи с пунктом 1 статьи 14 Пакта.
3.6. Автор от имени своей дочери утверждает, что решения суда по делу принимались без учета интересов ребенка и что несправедливое и затянутое судопроизводство привело к душевным страданиям девочки, и, таким образом, затрагивает вопросы в связи со статьей 7.
3.7. Автор не приводит дальнейшего обоснования заявлений в связи со статьями 1, 2, 3, 5, 13, 16, 18, 25 и 26 Пакта.
Представление государства-участника относительно приемлемости и существа сообщения
4.1. 15 мая 2002 года государство-участник представило свои замечания относительно приемлемости и существа сообщения. Оно отмечает, что в своем сообщении автор описывает опыт общения с различными правовыми и социальными учреждениями государства-участника, и утверждает, что сообщение должны быть признано неприемлемым из-за своей необоснованности, так как все заявления автора сформулированы нечетко, без указания конкретных положений Пакта, которые предположительно были нарушены. Государство-участник утверждает, что в свете таких недочетов, оно не может дать ответ на жалобу автора.
4.2. Государство-участник ссылается на решение Комитета по делуЖ.Ж.К. против Канады[10], в котором Комитет пришел к выводу, что жалоба автора не была в достаточной мере обоснована с учетом «общего характера» обвинений, выдвинутых им против канадской судебной системы, и признал сообщение неприемлемым. Оно указывает на то, что в настоящем сообщении прослеживаются те же недостатки, что и в упомянутом сообщении, а поэтому его также следует признать неприемлемым.
4.3. Государство-участник настаивает на том, что утверждения автора не свидетельствует о каких- либо конкретных нарушениях положений Пакта и что сообщение лишено существа.
4.4. Государство-участник оставило за собой право делать представления относительно приемлемости и существа сообщения, если будет получена дополнительная информация.
Комментарии автора
5.1. 21 сентября 2003 года автор прокомментировала представления государство-участника, настаивая на том, что единственное, чего она добивается, - это получить возможность видеться со своим единственным ребенком. Все ее усилия и обращения в суд были направлены на восстановление связи с дочерью, с которой они были разлучены против их воли.
5.2. В ответ на заявление государства-участника о том, что ее сообщение не свидетельствует о каких-либо конкретных нарушениях положений Пакта, автор перечисляет положения, которые, по ее мнению, были нарушены государством-участником (см. пункт 1 выше). Она повторяет свое утверждение о том, что она была незаконно отстранена от опеки над своей дочерью, так как распоряжение о временной опеке от 7 августа 1997 года истекло после трех месяцев. После истечения срока действия распоряжения она решила забрать свою дочь домой, но была немедленно арестована и заключена в тюрьму на два месяца без проведения судебного разбирательства. Она настаивает на том, что последующие решения о прекращении доступа были произвольно приняты КОПД, несмотря на распоряжение суда, дающее ей право на доступ к дочери[11].
5.3. Автор вновь заявляет, что ее дочь хотела поддерживать с ней связь, что было проигнорировано судьей, и ссылается на обследование в целях удочерения и рекомендации психолога разрешить автору доступ к ее ребенку.
5.4. Наконец, автор заявляет, что после того, как их разлучили, у ее дочери развились симптомы депрессии и острого тревожного расстройства. Неоправданно строгие меры в отношении семьи привели к необратимой психологической травме ребенка, что чревато отклонениями в развитии. С точки зрения автора, это представляло собой жестокое и необычное наказание ее ребенка.
5.5. Что касается вопроса о праве автора представлять свою дочь, то автор подтверждает, что желает представить жалобу также от имени своей дочери. 19 августа 2006 года она сообщила Комитету, что ее дочь была удочерена и что больше она с ней связь не поддерживает. После того, как в 2001 году она несколько раз пыталась связаться с ребенком, приемные родители подали на нее в суд и она была арестована. Она также указывает, что ей не предоставили информацию о дате удочерения.
5.6. 31 октября 2006 года автор указала, что ее попытки связаться с дочерью пресекались ее попечителями и что она не смогла получить разрешение от своей дочери действовать от ее имени при рассмотрении дела Комитетом. В этой связи она обратилась в суд, где это дело до сих пор не было рассмотрено. 22 февраля 2007 года она подтвердила, что судебное слушание, первоначально назначенное на декабрь 2006 года, было перенесено на 9 марта 2007 года.
Отсутствие последующих комментариев государства-участника
6. 10 декабря 2003 года замечания автора были направлены государству-участнику, которое не представило последующих комментариев.
Вопросы и процедура их рассмотрения в Комитете
Рассмотрение вопроса о приемлемости
7.1. Перед рассмотрением любых жалоб, содержащихся в сообщениях, Комитет по правам человека должен в соответствии с правилом 93 своих правил процедуры определить, является или нет данное сообщение приемлемым согласно Факультативному протоколу к Пакту.
7.2. Комитет установил, что то же самое дело не рассматривается в рамках другой процедуры международного разбирательства или урегулирования для целей пункта 2 а) статьи 5 Факультативного протокола. Он отмечает, что государство-участник не оспаривало приемлемости сообщения на основании неисчерпания внутренних средств правовой защиты и что 13 сентября 2001 года Верховный суд отклонил просьбу автора о разрешении подать апелляцию. Таким образом, Комитет считает, что автор исчерпала внутренние средства правовой защиты.
7.3. Комитет принял к сведению довод государства-участника о том, что сообщение должно быть признано неприемлемым из-за необоснованности, поскольку утверждения автора были сформулированы неточно, в общей форме и без ссылок на Пакт. Тем не менее, он отмечает, что в ответ на комментарии государства-участника автор, не представленная адвокатом, попыталась упорядочить свои утверждения и привела ссылки на различные статьи Пакта, хотя и в несколько общем виде. Государство-участник не прокомментировало эти утверждения, хотя ему была предоставлена такая возможность. Комитет заключает, что утверждения автора не могут считаться неприемлемыми на этом основании.
7.4. Что касается права автора представлять свою дочь в связи с ее жалобами в соответствии со статьями 7, 14, 17, 23 и 24, Комитет отмечает, что дочери автора в настоящий момент четырнадцать лет и что она была удочерена. Далее он отмечает, что автор не представила разрешения от дочери действовать от ее имени. Тем не менее, он напоминает, что родитель, не являющийся попечителем, все же имеет достаточное право представлять своих детей в делах, рассматриваемых Комитетом[12]. Связь, существующую между матерью и ребенком, и все утверждения по этому делу можно считать достаточным основанием для того, чтобы дочь автора была представлена своей матерью. Кроме того, Комитет также отмечает, что автор неоднократно, но безуспешно пыталась получить от дочери разрешение действовать от ее имени (см. пункта 5.6 выше). С учетом этих обстоятельств ничто не препятствует Комитету рассматривать заявления, сделанные матерью от имени ребенка.
7.5. Комитет исходит из того, что заявления автора, сделанные в соответствии со статьями 9 и 10 и пунктом 2 статьи 14, относятся к ее приговорам за насильственные действия и похищение ребенка и связанному с этим лишению свободы. Он отмечает, что она не предоставила никаких доказательств в поддержку этих заявлений или описания фактов, достаточно обоснованных для целей приемлемости, и соответственно признает их неприемлемыми согласно статье 2 Факультативного протокола.
7.6. Комитет считает, что заявление автора о том, что ее дочь стала жертвой душевных страданий в нарушение статьи 7, недостаточно обосновано для целей приемлемости, и признает это заявление неприемлемым согласно статье 2 Факультативного протокола.
7.7. Комитет считает, что в остальных заявлениях поднимаются вопросы в связи с Пактом, и что они достаточно обоснованы для целей приемлемости, и объявляет сообщение приемлемым в части, касающейся заявлений в связи с пунктом 1 статьи 14, статьями 17, 23 и 24 Пакта.
Рассмотрение сообщения по существу
8.1. Комитет по правам человека рассмотрел данное сообщение в свете всей информации, представленной ему сторонами, как это предусмотрено в пункте 1 статьи 5 Факультативного протокола.
8.2. Что касается предполагаемого нарушения статьи 17, Комитет отмечает, что термин «семья» должен толковаться широко и что он относится не только к семейной жизни в браке или совместному проживанию, но также и к отношениям между родителями и детьми в целом[13]. При наличии биологических уз принято исходить из твердого убеждения о существовании «семьи», и лишь в исключительных обстоятельствах такой вид отношений не защищается статьей 17. Комитет отмечает, что автор и ее дочь проживали совместно до тех пор, пока ребенку не исполнилось четыре года и она не была передана под опеку социального учреждения, и что автор поддерживала с ребенком связь вплоть до августа 1999 года. С учетом этих обстоятельств Комитет не может не признать, что на момент вмешательства властей, автор и ее дочь являлись семьей по смыслу статьи 17 Пакта.
8.3. Что касается заявления автора о том, что ее незаконно лишили опеки над ребенком и доступа к нему, то Комитет отмечает, что лишение родителя (ей) попечения над ребенком является вмешательством в семью родителей и ребенка. Таким образом, возникает вопрос о том, является ли такое вмешательство произвольным и незаконным в нарушение статьи 17. Комитет считает, что в случаях, когда речь идет об опеке над ребенком и доступе к нему, следует руководствоваться соответствующими критериями для определения того, можно ли в конкретной ситуации оправдать вмешательство в семейную жизнь, с одной стороны, в свете фактического права родителя и ребенка поддерживать личные отношения и связь друг с другом на регулярной основе, а с другой стороны, с точки зрения наилучших интересов ребенка[14].
8.4. Комитет отмечает, что первоначальное решение властей о лишении автора от попечения над ребенком, принятое 2 августа 1997 года и утвержденное судебным распоряжением от 7 августа, согласно которому девочку передали на попечение КОПД, было основано на их убеждении, что автор применила насилие по отношению к ребенку, что позднее было подтверждено ее приговором. Комитет отмечает, что хотя распоряжение было временным (три месяца), в нем были предусмотрены исключительно жесткие условия доступа автора к дочери. Он считает, что первоначальное решение о передаче дочери автора на попечение КОПД сроком на три месяца носило несоразмерный характер.
8.5. В связи с заявлениями автора относительно периода с момента окончания трехмесячного срока, установленного временным распоряжением от 7 августа 1997 года, и до начала судебного разбирательства в мае 2000 года, Комитет отмечает, что ребенок находился на попечении КОПД. В соответствии с распоряжением от 7 августа 1997 года автор имела право на доступ к своей дочери, хотя и на очень строгих условиях. В результате «похищения» автором своей дочери 1 декабря 1997 года и вынесенного ей в апреле 1998 года приговора автору было отказано в доступе. Возобновления доступа она добилась только в июне 1999 года, на основании распоряжения от 17 мая 1999 года, предоставляющего доступ повторно, при этом ей также был выдвинут ряд очень жестких условий. Так, например, автору и ее дочери разрешалось встречаться только в помещении КОПД каждую третью неделю в течение 90 минут. Посещения проходили под присмотром персонала КОПД. Автору не было разрешено звонить своей дочери по телефону. КОПД вновь прекратил доступ по собственной инициативе, хотя распоряжение о предоставлении доступа от 17 мая 1999 года все еще оставалось в силе. Среди условий для предоставления доступа, перечисленных в приложении к распоряжению, значилось, что автору будет предоставляться доступ к ребенку под наблюдением персонала исключительно по усмотрению КОПД. Вопрос о доступе не пересматривался судьей вплоть до 21 декабря 1999 года, когда судья решил не возобновлять доступ автора к своей дочери. С тех пор право автора на доступ так и не было восстановлено.
8.6. Комитет отмечает, что девочка неоднократно высказывала пожелание вернуться домой, что она плакала в конце посещений и что ее психолог рекомендовал возобновить доступ. Он считает, что условия доступа, исключающие, среди прочего, возможность общения по телефону, были слишком жесткими по отношению к четырехлетнему ребенку и матери. Тот факт, что между автором и приемной матерью по телефону возник спор, не является достаточным оправданием для безусловного прекращения общения между автором и дочерью. Комитет считает, что осуществление КОПД его права в одностороннем порядке прекратить доступ, как это произошло в декабре 1997 года и августе 1999 года, без пересмотра ситуации судьей и без предоставления автору возможности предъявить возражения, является произвольным вмешательством в семью автора и ее дочери в нарушение статьи 17 Пакта.
8.7. Что касается предполагаемого нарушения статьи 23, то Комитет ссылается на свою правовую практику, согласно которой национальные суды, как правило, компетентны оценивать обстоятельства конкретных дел. Однако законодательством должны быть предусмотрены определенные критерии, позволяющие судам применять все положения статьи 23 Пакта. «Среди этих критериев представляется важным сохранение, кроме исключительных обстоятельств, личных отношений и прямых регулярных контактов ребенка с обоими родителями»[15]. В отсутствии таких особых обстоятельств Комитет напоминает, что полное лишение родителя доступа к ребенку не может рассматриваться как забота о наилучшем обеспечении интересов ребенка[16].
8.8. В данном деле судья в ходе состоявшегося в 2000 году судебного разбирательства по вопросу о защите интересов ребенка постановил, что «не было никаких особых обстоятельств, которые бы в этих условиях оправдали продолжение доступа», не пытаясь рассмотреть вопрос о наличии исключительных обстоятельств, оправдывающих прекращение доступа, и тем самым сместив угол зрения, под которым следовало разбирать эти вопросы. Учитывая необходимость сохранения семейных уз, крайне важно в ходе любых судебных процессов, имеющих последствия для семейной ячейки, ставить вопрос о том, следует ли разрывать семейные узы, принимая во внимание интересы ребенка и родителей. Комитет не считает, что данная девочке пощечина, а также нежелание автора сотрудничать с КОПД и оспариваемое утверждение о ее психической неполноценности можно отнести к исключительным обстоятельствам, которые оправдали бы полный разрыв отношений между автором и ребенком. Он признает, что образ действий судебных органов государства- участника, сделавших вывод о необходимости полностью отказать автору в доступе к дочери, не рассматривая при этом менее жесткий и ограничительный вариант решения, представляет собой неспособность защитить семейную ячейку в нарушение статьи 23 Пакта. Кроме того, эти факты являются нарушением статьи 24 по отношению к дочери автора, которая в качестве несовершеннолетней имела право на дополнительную защиту.
8.9. Что касается заявления о неоправданной задержке в соответствии с пунктом 1 статьи 14, то Комитет ссылается на свою правовую практику, согласно которой право на справедливое судебное разбирательство, предусмотренное настоящим положением, включает в себя оперативное оправление правосудия без неоправданных задержек[17], и что сам характер всех процессов по вопросу опеки или доступа разведенного родителя к своему ребенку подразумевает оперативное вынесение решения в отношении поданных жалоб[18]. Комитет считает, что настоящая правовая практика применима также к процессам по вопросу о защите интересов ребенка, касающихся лишения родительских прав и доступа родителя к его ребенку. При рассмотрении этого вопроса Комитет должен учитывать возраст указанного ребенка, то, как обстоятельства, вызвавшие задержки в разбирательстве, могут сказаться на благополучии ребенка, и исход судебного дела.
8.10. В данном случае ребенку на момент отобрания в августе 1997 года исполнилось четыре года, а во время проведения судебного разбирательства по вопросу о защите прав ребенка в июне 2000 года было семь лет. Как предупреждал детский психолог, в результате задержки в разбирательстве возникала опасность развития у девочки депрессии и расстройства, связанного с умением привязываться к людям[19], а девочка находилась в «смешанных чувствах»[20], поскольку не знала, с кем ее место. Кроме того, судья отчасти основывал свое решение на том факте, что у ребенка сложились близкие отношение с приемными родителями, которые хотели удочерить ее, и что она выражала желание остаться с ними. Комитет отмечает, что девочка первоначально хотела вернуться к матери и что ее пожелания изменились только спустя какое-то время.
8.11. Кроме того, из материалов дела следует, что автор несколько раз меняла адвокатов и направляла многочисленные ходатайства, что привело к задержке разбирательства. Помимо этого, она была признана недобросовестным истцом, который с помощью многочисленных ходатайств и апелляций срывал сроки проведения разбирательства. Однако все эти ходатайства были направлены на возобновление доступа к ребенку. Комитет считает, что подача ходатайства о предоставлении доступа совершенно не обязательно должна приводить к задержке основного судебного разбирательства. Кроме того, вину за задержки нельзя приписывать только автору. Так, Комитет отмечает, что требование о назначении ООПС представителем автора поступило от КОПД и что результатом этого назначения явилась отсрочка судебного разбирательства. Комитет считает, что, ввиду юного возраста ребенка, почти трехлетняя задержка, которая имела место после ее передачи на попечение КОПД и до судебного разбирательства по вопросу о защите интересов ребенка и вина за которую не может вменяться только автору, является неоправданной и представляет собой нарушение прав автора и ее дочери на оперативное судебное разбирательство, предусмотренное в пункте 1 статьи 14.
8.12. Что касается заявлений о несправедливом слушании в соответствии с пунктом 1 статьи 14, Комитет отмечает, что судья исходил в своем решении из того, что, по его мнению, «мать тяжело больна». Этот вывод основывался на заключении д-ра К. двухлетней давности о том, что автор сообщения страдает «маниакальным расстройством» и «эротоманиакальным и соматическим бредом и манией преследования», и на других психиатрических заключениях. Из судебного решения следует, что судья пользовался этими заключениями избирательно и неверно. В частности, он, по всей видимости, неверно истолковал заключение д-ра К. (см. пункты 2.5 и 2.6 выше) о том, что если она и страдала эротоманиакальным бредом, то это вряд ли сказывалось на ее способности заботиться о своей дочери. Кроме того, судья пренебрег мнением д-ра Г., согласно которому у нее не было формального нарушения мышления и ее идеи преследования не носили бредового характера. Судья не выслушал показаний д-ра К., который был вызван в суд автором, но не явился, а также не вызвал для дачи показаний ни одного из других врачей, осматривавших автора.
8.13. Из материалов дела следует, что судья решил вопрос о лишении попечения о ребенке на основании единичного случая применения насилия и спорных фактов трехлетней давности. К тому же, ничто не указывает на то, что судья рассматривал возможность выслушать ребенка, или на то, что ребенок принимал какое-либо участие в судебном процессе. При том, что ее пожелания были переданы на судебном разбирательстве адвокатом, который отметил, что "она желает остаться с приемными родителями, с которыми она проживает в настоящее время, хотя она продолжает высказывать пожелание навестить свою мать", судья постановил, что "продолжение доступа лишь обострит те смешанные чувства, в которых пребывает ребенок, что, по мнению д-ра П. очень вредно для ребенка, и что этому необходимо положить конец и дать девочке воспользоваться имеющейся возможностью начать новую достойную жизнь". Комитет, однако, отмечает, что детский психолог объяснила смешанные чувства ребенка тем, что она "расстроена из-за отсутствия матери". Далее судья подчеркнул, что "важно отметить, что ребенок, с которым мы имеем дело сейчас, - это уже не тот ребенок, каким он был на момент отобрания, поскольку разбирательство идет уже почти три года, и теперь мы имеем дело с семилетним ребенком, высказавшим пожелание не возвращаться домой". Хотя Комитет отмечает, что судья учел пожелания ребенка и отдал распоряжение о постоянной опеке без права доступа матери, руководствуясь наилучшими интересами ребенка, Комитет не может разделить мнение Суда о том, что прекращение общения между матерью и дочерью могло в данном случае послужить наилучшим интересам ребенка. С учетом вышесказанного Комитет считает, что слушание по делу автора и ее дочери в ходе судебного разбирательства по вопросу о защите интересов ребенка не было справедливым в нарушение пункта статьи 14.
9. Комитет по правам человека, действуя в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Факультативного протокола, приходит к заключению о том, что представленные ему факты свидетельствуют о нарушении пункта 1 статьи 14 Пакта; статьи 17, рассматриваемой отдельно и в совокупности со статьей 2; статей 23 и 24 Международного пакта о гражданских и политических правах.
10. В соответствии с пунктом 3 а) статьи 2 Пакта государство-участник обязано предоставить автору и ее дочери эффективное средство правовой защиты, включая регулярный доступ автора к дочери и надлежащую компенсацию автору. Кроме того, государству-участнику следует принять меры для недопущения подобных нарушений в будущем.
11. Принимая во внимание, что, присоединившись к Факультативному протоколу, государство- участник признало компетенцию Комитета выносить решения по факту наличия или отсутствия нарушений Пакта и что согласно статье 2 Пакта государство-участник обязано гарантировать всем находящимся в пределах его территории и под его юрисдикцией лицам права, признаваемые в Пакте, и в случае установления нарушения обеспечивать эффективное и действенное средство правовой защиты, Комитет хотел бы получить от государства-участника в 90-дневный срок информацию о принятых мерах во исполнение Соображений Комитета.
[1]Пакт и Факультативный протокол вступили в силу для Канады 19 августа 1976 года.
[2]По сообщениям полиции, на лице и руках девочки были обнаружены синяки.
[3]Автор призналась в применении насилия и 24 апреля 1998 года была осуждена по соответствующей статье к лишению свободы сроком на 90 дней с отсрочкой исполнения приговора.
[4] Автор ссылается на судебное разбирательство, повлекшее за собой вынесение решения 26 июня 2000 года, принятого судьей Б.И. Пейни Высшего суда Онтарио по ходатайству Общества помощи детям города Торонто о выдаче распоряжения о постоянной опеке над ребенком без права доступа к ней матери.
[5] Согласно автору сообщения, срок действия временного распоряжения от 7 августа 1997 года, дававшего КОПД право на временную опеку с возможностью доступа в присутствии персонала, на тот момент истек, а распоряжение не было ни изменено, ни продлено на основании другого распоряжения.
[6] См. ниже.
[7]Эта информация также была сообщена судье
[8]В своем аффидевите от 17 мая 2000 года адвокат, назначенный ООПС, указал, что автор "продемонстрировала свою способность давать инструкции и общаться с адвокатом" в связи с ходатайством об отстранении ООПС от обязанностей юридического представителя автора.
[9]Согласно разделу 70 (1) Закона о помощи семье и ребенку (...) "в соответствии с настоящей частью суд не может отдавать распоряжение о социальной опеке, которое предусматривает, что ребенок остается под опекой в течение срока, превышающего:
а) 12 месяцев, в случае если ребенку не исполнилось 6 лет на момент вынесения судом распоряжения о социальной опеке".
[10]Сообщение № 367/1989, Ж.Ж.К. против Канады, решение о неприемлемости от 5 ноября 1991 года.
[11]Автор ссылается на распоряжение от 7 августа 1997 года, дающее ей право доступа, и прекращение доступа 1 декабря 1997 года, последовавшее за похищением ребенка, а также на распоряжение от 17 мая 1999 года, предоставляющее доступ повторно, и на одностороннее решение КОПД о прекращении доступа в августе 1999 года.
[12] См. сообщение № 417/1990, Сантакана против Испании, соображения, принятые 15 июля 1994 года, пункт 6.1.
[13] См. сообщение № 201/1985, Хендрикс против Нидерландов, соображения, принятые 27 июля 1988 года, пункт 10.3, и сообщение № 417/1990, Сантакана против Испании, соображения, принятые 15 июля 1994 года, пункт 10.2.
[14] См. сообщение № 946/2000, Л.П. против Чешской Республики, соображения, принятые 25 июля 2002 года, пункт 7.3.
[15] Сообщение № 201/1985, Хендрикс против Нидерландов, соображения, принятые 27 июля 1988 года, пункт 10.4.
[16] Сообщение № 514/1992, Феи против Колумбии, соображения, принятые 4 апреля 1995 года, пункт 8.10.
[17] См. сообщение № 203/1986, Мунъос Эрмоса против Перу, соображения, принятые 4 ноября 1988 года, пункт 11.3, и Сообщение № 263/1987, Гонсалес дель Рио против Перу, соображения, принятые 28 октября 1992 года, пункт 5.2.
[18] В другом контексте см. сообщение № 514/1992, Феи против Колумбии, соображения, принятые 4 апреля 1995 года, пункт 8.4; и сообщение № 417/1990, Сантакана против Испании, соображения, принятые 15 июля 1994 года, пункт 6.2.
[19] Заключение детского психолога от 12 декабря 1998 года.
[20] Заключение детского психолога от 12 декабря 1998 года и 25 октября 1999 года и данные в суде показания.