Европейский суд по правам человека (Четвертая Секция), заседая Палатой в составе:
Ineta Ziemele, Председателя,
Päivi Hirvelä, George Nicolaou,
Ledi Bianku,
Nona Tsotsoria, Zdravka Kalaydjieva,
Krzysztof Wojtyczek, судей,
и Françoise Elens-Passos, Секретаря секции,
Рассмотрев дело в закрытом заседании 23 сентября 2014 года,
Провозглашает следующее решение, принятое в этот день:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 48723/07) против Республики Польша, поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (“Конвенция”) двумя гражданами Республики Польша, г-ом Анджеем Станкевичем и г-ой Малгожатой Солецкой, и издательской компанией «Presspublica sp. z o. o.» (“заявители”), 29 октября 2007 года.
2. Заявителей представлял г-н J. Кондратски, адвокат, практикующий в г. Варшава. Правительство Республики Польша (“Правительство”) представлял уполномоченный г-н J. Волансевич, которого позже сменила г-ка Я. Хжановска, Министерство иностранных дел.
3. Заявители утверждали, что решения, в которых было признано их ответственными за нарушение личных прав W.D., нарушили их права на свободу выражения.
4. 12 июня 2012 года жалоба была передана в Правительство.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

5. Первый и второй заявители, г-ин Анджей Станкевич и г-ка Малгожата Солецка, родились в 1974 и 1970 годах соответственно, и проживают в г. Пясечно-Язефослав и г. Краков. Третий заявитель «Presspublica sp. z o. o.» является компанией с ограниченной ответственностью, которая имеет офис, зарегистрированный в г. Варшава. Компания является издателем ежедневной газеты «Rzeczpospolita», где первый и второй заявитель работали
журналистами.

A. Гражданское судопроизводство, инициированное W.D.

6. A.F., исполнительный директор польского отделения «M.S.D. Inc». («M.S.D.») являющейся крупной фармацевтической компанией, обратился к журналистам ежедневной газете “Rzeczpospolita”. Он сообщил им, на условиях анонимности, что компания получила предложение «организовать» внесение своего препарата в список лекарственных средств, разрешенных к применению, в обмен на взятку.

7. 12 мая 2003 года “Rzeczpospolita” опубликовала на лицевой и четвертой страницах статью под названием “Лекарства за миллионы долларов” (“Leki za miliony dolarów”), написанную первым и вторым заявителями. Подзаголовок гласил: “Фармацевтическая кампания утверждает, что руководитель канцелярии Министерства здравоохранения требовал крупную взятку” (“koncern farmaceutyczny twierdzi, że szef gabinetu politycznego ministra zdrowia żądał dużej łapówki”).

8. Журналисты утверждали, что летом 2002 года W.D., руководитель канцелярии Министерства здравоохранения (Szef Gabinetu Politycznego Ministra Zdrowia) потребовал взятку от представителей фармацевтической кампании, предлагая взамен свою помощь в том, чтобы изготовленные компанией препараты были внесены в список препаратов, которые рефинансируются в рамках национальной системы здравоохранения.

9. В статье, заявители рассказали обстоятельства двух встреч, которые произошли в ресторанах г. Варшава. В них приняли участие W.D., B.O. – директор частной клиники остеопороза и друга компании W.D.,а также двух представителей фармацевтической компании – L.Z. и H.M.N. Встречи были посвящены созданию плана на совместное создание двумя компаниями, сети клиник по лечению остеопороза в Польше.

10. Соответствующие части статьи читаются следующим образом:

“W.D., руководитель канцелярии М.З. [Министра здравоохранения], потребовал многомиллионную взятку, предлагая свою помощь во внесении препарата в список рефинансируемых лекарственных средств,, утверждает иностранная фармацевтическая компания. W.D. отвергает эти обвинения, и М.З. [министр] не верит в версию событий, предоставленную компанией. ...

“Это первое такое коррупционное предложение, которое случилось со мной’’, - утверждает представитель компании. W.D. признает, что он дважды встречался с представителями компании, но отрицает, что он требовал деньги от них. ...

Компании заинтересованы в том, чтобы их препараты были включены в список [рефинансируемых лекарственных средств]. Почему? Потому что государство оплачивает часть их цены, для того, чтобы они были дешевле и доступнее для пациентов. Это было известно в течение многих лет, что решения, касающиеся регистрации и размещения препаратов в списке рефинансируемых медикаментов сопровождалось “неформальными платежами”. Однако до сих пор представители фармацевтических компаний никогда напрямую не признавались, что их просили давать взятку. ...

По словам директора фармацевтической компании, W.D. пытался убедить [их], что клиника по лечению остеопороза [B.O.] является серьезным проектом. ... “Он [W.D.] предложил сотрудничество и потребовал разовую быструю выплату размером в 1.5 миллиона долларов, а затем ежегодные платежи по 1-1.5 миллиона долларов. Деньги должны были бы быть потрачены на “инфраструктуру””.

11. Журналисты получили интервью W.D. перед публикацией статьи. Они задали ему вопросы касательно участия как высокопоставленного государственного чиновника в деловой встрече между двумя компаниями. W.D. сначала отрицал, что он был на встречах. Однако через два дня он подтвердил, что он на самом деле присутствовал на второй встрече. В отличие от своих предыдущих утверждений, он также заявил, что вопрос о списке рефинансируемых медикаментов был обсужден на совещании, но по инициативе фармацевтической кампании. В конечном свете, W.D. признался, что его участие во встречах было неуместным, и заявил, что он чувствовал себя некомфортно, будучи в роли должностного лица.

12. Министр [М.З.] отказался говорить с журналистами. В своем письменном заявлении он утверждал, что участие W.D. во встречах было уместным и что он не верит в версию событий, предоставленную фармацевтической компанией.

13. Журналисты включили в статью возражения, сделанные заместителем министра здравоохранения A.N., который отвечает за политику в отношении медикаментов в соответствующее время. A.N. заявил, что ”W.D. не имеет права на участие в таких мероприятиях. Это не роль руководителя канцелярии”. Он также заявил, что “руководитель канцелярии не должен иметь дело с его бизнесом в будущем в процессе соблюдения своих служебных обязанностей”.

14. В статье также был представлен доклад о карьере W.D. под названием ‘’Доктор, бизнесмен, чиновник’’ (Sojusz Lewicy Demokratycz-nej) и его связь с M.L., будущим министром здравоохранения. По рекомендации партии W.D. был назначен членом Мазовецкого Фонда медицинского страхования (Mazowiecka Kasa Chorych). После парламентских выборов осенью 2001 года, которые выиграла Партия левых демократов, W.D. вместе с министром здравоохранения M.L. и заместителем министра A.N. стали одними из самых влиятельных персон в Министерстве здравоохранения, исключая трех других заместителей министров. В сентябре 2002 года W.D. неожиданно ушел в отставку с поста руководителя канцелярии министра.

15. 22 мая 2003 года W.D. подал гражданский иск в Варшавский областной суд в отношении заявителей за нарушение его личных прав. Он потребовал, чтобы обвиняемые опубликовали извинение, и потребовал 500 000 польских злотых в качестве компенсации морального вреда. Впоследствии он изменил последнее требование и потребовал взамен, чтобы обвиняемые выплатили 50 000 польских злотых (PLN) на благотворительность. W.D. утверждал, что информация о якобы вымогательстве взятки в обмен на внесение лекарственного препарата в список рефинансируемых не соответствует действительности. Утверждения газеты против W.D. были основаны на непроверенной информации, которая была предоставлена фармацевтической компанией.

16. Заявители утверждали, что версия событий, предоставленная в статье, была достоверной и что они соблюдали должную осмотрительность в сборе информации для своей статьи. Они также утверждали, что раскрытие фактов, представленных в статье, было в интересах общества.

17. В ходе судебного разбирательства, Варшавский областной суд выслушал несколько свидетелей, в том числе участников деловых встреч, а именно B.O., H.M.N., L.Z., истац W.D., а также A.F., и журналистов.

18. L.Z., сотрудник фармацевтической компании, предоставил сведения о том, что встречи были посвящены возможному участию Inc. M.S.D. в проекте создания сети клиник по лечению остеопороза в Польше. Для того, чтобы это участие, в соответствии с ожиданиями компании Б.О., стало реальным, должен был быть сделан платеж в размере около 400 000 польских злотых, примерно около 100-150 000 долларов США, на заданный банковский счет. По свидетельству L.Z., это предложение не было принято «M.S.D. Inc.», чье участие в проекте, таким образом, стало невозможным. L.Z. далее утверждал, что в то время участники действительно обсуждали возможность размещения определенного препарата в список рефинансируемых лекарственных препаратов, фактически там не было никакой причинно-следственной связи между этими двумя вопросами.

19. H.M.N., финансовый директор фармацевтической компании, утверждал, что он встретился W.D. и B.O. чтобы обсудить тот же проект. W.D. представил себя как лицо, представляющее группу, которая была заинтересована в проекте. H.M.N. выразил свое удивление, что представитель правительства был бы заинтересован в проекте, связанном с препаратом, который не был внесен в список рефинансируемых медикаментов. На тот момент, W.D. заявил, что он хотел бы рассматривать этот вопрос. H.M.N. далее заявил, что с точки зрения его компании «не было никакой связи между проектом и внесением препарата в список». Фармацевтическая компания отказалась от финансового участия в проекте на условиях, предложенных W.D. и B.O.

20. A.F., исполнительный директор компании, утверждал, что участники заседания обсудили проект по созданию сети клиник по лечению остеопороза. Он был проинформирован двумя его сотрудниками, которые присутствовали на встрече, что W.D. предложил компании инвестировать определенную сумму в этот проект. Как утверждал A.F., W.D. также обсуждал вопрос о внесении препарата компании для лечения остеопороза в список разрешенных препаратов. Он считал, что эти два вопроса, а именно финансовые инвестиции в проект и внесение препарата компании в список были связанны между собой. Он подразумевал, основываясь на информации предоставленной его сотрудниками, что если компания согласится инвестировать в проект, то внесение препарата в список рефинансируемых медикаментов станет возможным.

21. B.O., директор частной клиники остеопороза и друг W.D., заявил, что участники обсудили болезнь остеопороза и создание сети клиник по лечению этой болезни. B.O. утверждал, что L.Z. настаивал на встрече с W.D. и соответственно он был ее организатором. B.O. отрицал, что участники встречи обсудили вопрос о размещении препарата компании, также то, что W.D. требовал взятку.

22. Решением от 17 июня 2005 года Варшавский областной суд отклонил иск W.D.

23. Суд установил, что в своей статьей заявители, несмотря на их критическую оценку процесса принятия решения Министерством здравоохранения в отношении регистрации и внесения препаратов в список рефинансируемых препаратов, описанные события, связанные с анонимными представителями одного из крупных польских отделений фармацевтических компаний. Их статья также была основана на информации, полученной от A.N. (заместителя министра здравоохранения), B.O., W.D. и заявлением, полученным от Министерства здравоохранения. Утверждения представителей фармацевтической компании расходились с заявлениями W.D. Журналисты далее раскрыли профессиональную и политическую карьеру W.D. В статье они указали на конкретные противоречия и неясности в отношении встреч W.D. c представителями фармацевтической компании. Статья показала истца, который был высокопоставленным чиновником, в негативном свете, но читателям были предложены две версии соответствующих событий и они могли сделать свою собственную оценку. Бесспорно, W.D. дважды встречался в ресторанах с H.M.N и L.Z., представителями американской фармацевтической компании M..S.D. Inc., и представил себя как руководитель канцелярии министра здравоохранения.

24. Областной суд также установил, что W.D. предоставлял помощь на встречах с B.O., который являлся его другом и владельцем Мокотовского центра по лечению остеопороза. Участники обсудили возможность создания совместного предприятия двух компаний для развития сети клиник по лечению остеопороза в Польше. Фармацевтическая компания была заинтересована в регистрации своего препарата для лечения остеопороза в списке, утвержденного комиссией Министерства. Стороны обсудили организационные и финансовые детали совместного проекта, а также вопрос о трудностях фармацевтической компании в регистрации своих препаратов в списке. В заключение, совместный проект не удался, потому что фармацевтическая компания не приняла финансовые условия польской компании. A.F. и H.M.N., исполнительный директор и финансовый директор польского отделения M.S.D. Inc. соответственно обратились к прессе и сообщили журналистам, что W.D. требовал от них взятку в обмен на внесение препарата компании в список рефинансируемых медикаментов.

25. Два журналиста, М. Солецка, специалист в области общественного здравоохранения, вместе с А. Станкевичем заинтересовались историей. Перед публикацией статьи, журналисты опросили A.F., H.M.N., B.O., и W.D., а также высокопоставленных чиновников с Министерства здравоохранения в целях проверки их информации. A.F., исполнительный директор фармацевтической компании, был рассмотрен в качестве надежного источника, в частности после того, как он согласился подтвердить свои показания в суде, если это будет необходимо. Кроме того, суд отметил, что версия событий, представленная заявителям A.F. и H.M.N. была последовательной, в то время как вариант, представленный W.D. расходилась и оказалась неточной после проверки. Столкнувшись с расходящимися версиями, журналисты решили представить обе версии встреч между сторонами. М. Солецкая в течение многих лет наблюдала за процессом внесения препаратов в рефинансируемый список медикаментов и получала анонимную информацию о них.

26. Областной суд посчитал, что показания A.F., H.M.N. и L.Z. в отношении хода встреч была в принципе похожи. Свидетель L.Z. заявил, что истец (W.D.) обязался проверить список рефинансируемых препаратов и шансы внесения препарата производства компании M.S.D. Стороны также обсудили необходимость фармацевтической компании принять быстрое решение о передачи денег по указанному банковскому счету, на что финансовый директор твердо возразил, и, таким образом, исключил M.S.D. из совместного проекта.

27. Областной суд установил, что часть статьи, в которой W.D. оспаривает версию событий, совпадает с версией событий, представленной журналистам директором M.S.D. В связи с последовательностью директоров и отсутствием внятного объяснения по поводу хода встречи со стороны W.D. и B.O. журналисты могли рассматривать первого как надежного источника информации. Кроме того, суд высказал мнение, что сам факт участия W.D. в деловой встрече между двумя компаниями, в ходе которой он представился как должностное лицо министерства, поместило его в двусмысленную и неловкую ситуацию, и создало кредит доверия к директорам M.S.D. В этих обстоятельствах, областной суд постановил, что оспариваемая статья была основана на надежной и проверенной информации. Отношение представителей M.S.D. и W.D. были точно передано. Кроме того, не было никаких сомнений, что статья была в интересах общественности, а именно вопросов касающихся коррупции.

28. Суд постановил, что статья нарушила личные права W.D. Тем не менее, было установлено, что поведение заявителей не было незаконным по смыслу статьи 24 Гражданского кодекса в сочетании с соответствующими положениями Закона «О прессе» 1984 года, потому что журналисты проявили достаточную осмотрительность в сборе и публикации информации и действовали в соответствии с профессиональной этикой. Суд отметил, что информация, которую заявители имели в своем распоряжении до публикации статьи, была достаточно надежной, чтобы оправдать утверждения, сделанные в статье.

29. W.D. обжаловал решение и отказался от своих денежных требований. Он утверждал, что журналисты в значительной степени основывали свои выводы на версии событий, которые предоставил им A.F., и что последний сознательно стремился унизить его с целью внесения препарата, изготовленного M.S.D. Inc., в список рефинансируемых медикаментов. Он также утверждал, что A.F. на самом деле не участвовал в мероприятиях, на которых было сделано заявленное предложение о взятке, и таким образом, его версия событий не может рассматриваться как достоверная. Кроме того, он утверждал, что в процессе подготовки статьи, журналисты не допросили L.Z., который служил в качестве переводчика бесед с H.M.N. Он подчеркнул, что он не разговаривал на английском, и H.M.N не понимал по-польски, соответственно он не мог вести прямой разговор.

30. Решением от 11 октября 2006 года Варшавский апелляционный суд удовлетворил жалобу.

31. Апелляционный суд согласился с судом низшей инстанции, что личные права W.D. были нарушены. Он отметил, что утверждения, выдвинутые против истца, что высокопоставленный государственный чиновник потребовал взятку за обеспечение внесения препарата в список рефинансируемых медикаментов является преступлением. Утверждение, что человек совершил, или пытался совершить преступление, составляет собой грубое нарушение репутации человека.

32. Апелляционный суд, оставив в стороне вопрос о достоверности заявления выше, сконцентрировал свой анализ на том факте, соблюдали ли журналисты особую осмотрительность, которую требует Закон «О прессе», для того чтобы опровергнуть презумпцию незаконности нарушения личных прав W.D. Он ссылался на прецедентное право Верховного суда (решение Верховного суда от 14 мая 2003 года, дело № I CKN 463/01, и от 18 февраля 2005 года, дело № I CKN 463/01) которое гласит, что для того, чтобы опровергнуть указанную презумпцию незаконности было бы достаточно того, чтобы журналисты действовали с необходимой осмотрительностью, и следовательно в таком случае не нужно было доказывать достоверность утверждений. В отличие от суда низшей инстанции, апелляционный суд установил, что журналисты не действовали с необходимой осмотрительностью при подготовке статьи.

33. Он в первую очередь отметил, что во время подготовки статьи заявители не опросили L.Z., в то время как версия событий последнего имела решающее значение, учитывая, что W.D. и H.M.N. опирались на его интерпретацию, чтобы понять друг друга. Суд постановил, что отказ заявителей ознакомится с версией событий, предоставленной L.Z. а именно, что было только четыре участника встречи – составляет собой кардинальную ошибку и наглядно продемонстрировало, что они не соблюдали должной осмотрительности. Кроме того, суд отметил, что версия событий, представленная журналистам исполнительным директором компании A.F., была главным образом основана на краткой информации о встречах, представленных ему от H.M.N. и L.Z. и таким образом, в процессе перевода могли быть допущены ошибки. Журналисты не пытались подтвердить, действительно ли версия последнего из событий совпадала с версией, представленной L.Z., но с другой стороны, они опросили людей (некоторых члены парламента), которые не имели много общего с вопросами, поднятыми в статье.

34. Апелляционный суд отметил, что надежность A.F. была сомнительной. В этой связи он отметил, что исполнительный директор, явно не был заинтересован в том, чтобы журналисты говорили с L.Z. и что он связался с прессой через пару месяцев, после того, как оспариваемые события произошли. Кроме того, список разрешенных медикаментов за 2003 год был опубликован только в январе того года, в то время как L.Z. встретил истца в декабре 2002 года, по поручению A.F., чтобы обсудить размещение препарата в список разрешенных. Суд отметил, что с этого можно сделать вывод, что если бы препарат компании был включен в список Министерства, то A.F. не распространял информацию, которая стала предметом статьи.

35. Апелляционный суд также постановил, что суд первой инстанции ошибочно оценил показания некоторых свидетелей и пришел к выводу, что информация, которую заявители, имели в своем распоряжении, была недостаточной для обвинений в коррупции против W.D. Было подтверждено, что B.O. встретился с представителями M.S.D. чтобы обсудить проект сети клиник по лечению остеопороза. Этот проект был на ранней стадии, но было согласовано, что финансовое вложение M.S.D. будет составлять 1-1,5 миллионов долларов США. Стороны не договорились о форме этого вложения. M.S.D. рассматривал вопросы о поставках оборудования и аренде помещений, но не принял предложения польской компании перечислить указанную сумму на счет какой-то неопределенной компании. По мнению апелляционного суда, только A.F. связывал вопросы о перечислении суммы с внесением препарата в список разрешенных. Свидетель H.M.N. заявил, что «не было никакой связи между проектом клиник по лечению остеопороза и регистрации препарата», в то время как L.Z. отрицал, что была какая либо связь между этими двумя вопросами. L.Z. утверждал, что ни истец, ни кто-либо другой, не предлагал внести препарат в список разрешенных в обмен на взятку. Соответственно, суд пришел к выводу, что показания свидетелей не подтвердили правдивость обвинений, выдвинутых журналистами.

36. В заключение, апелляционный суд постановил, что поведение заявителей было незаконным по смыслу статьи 24 Гражданского кодекса в сочетании с соответствующими положениями Закона «О прессе» 1984 года и нарушило репутацию истца и доверие к его персоне, что является необходимым в осуществлении своих обязанностей перед общественностью.

37. Заявители были обязаны опубликовать извинение в газете, которое апелляционный суд зачитал следующим образом:

“M.S. и A.S. [первый и второй заявители], авторы статьи “Медикаменты за миллионы долларов”, опубликованная в газете «Rzeczpospolita» 12 мая 2003 года, а также издатель этой газеты, «Presspublica sp. z o.o.,» заявляют, что наличие в статьей заявления о том, что W.D. предложил разместить препарат в список Министерства здравоохранения в обмен на многомиллионную взятку, они нарушили личные права W.D. подвергнув сомнению его репутацию и доверие, необходимые для его общественной и профессиональной деятельности, и по этой причине они приносят свои извинения.”

38. Заявители также были обязаны выплатить 4 400 польских злотых (1 100 евро) в качестве возмещения судебных расходов и возместить 6 230 польских злотых (1 550 евро) истцу W.D.

39. Заявители подали кассационную жалобу на решение суда. Они оспорили, в частности, что их поведение было законным, так как они соблюдали должную осмотрительность в сборе материалов для статьи, и информация, полученная от лиц, которая была поставлена под сомнение, перед публикацией статьи была достаточно надежной. Кроме того, они утверждали, что это было их право и обязанность как журналистов опубликовать статью о проблеме коррупции и что они действовали в интересах общества.

40. По решению суда от 13 апреля 2007 года, Верховный суд отклонил кассационную жалобу, считая, что поведение заявителей на самом деле было незаконным. При этом Верховный суд основывал свои заключения в значительной степени на выводах, сделанных Варшавским апелляционным судом. Он согласился с судом, что доказательства по делу, в частности, показания свидетелей, не позволили установить, что в ходе переговоров об инвестициях в клиники по лечению остеопороза, истец или кто-то другой требовал взятку в обмен на регистрацию препарата компании в списке рефинансируемых лекарственных средств, разрешенных к медицинскому применению. Решение Верховного суда было передано заявителям 20 июня 2007 года.

B. Уголовное судопроизводство в отношении W.D.

41. После публикации статьи 22 мая 2003 года апелляционная прокуратура г. Варшавы (департамент по борьбе с организованной преступностью) инициировала расследование дела, которое касается подкупа государственного должностного лица.

42. 17 марта 2004 года апелляционный прокурор г. Варшавы обвинил W.D. во взятке, а именно, что W.D., государственный служащий, потребовал не менее 1 200 000 польских злотых от фармацевтической компании в целях финансирования сети клиник по лечению остеопороза. Прокурор утверждал, что W.D. совместно с представителем из Мокотовского центра по лечению остеопороза вел переговоры о проекте с M.S.D. Он также участвовал в регистрации в компанию с ограниченной ответственностью “Woman +50” в июле 2002 года, которая впоследствии была бы назначена управлять сетью клиник.
Во-вторых, W.D. было предъявлено обвинение в мошенничестве в ходе закупок. Прокурор утверждал, что W.D., как заместитель председателя управления Мазовецкого фонда медицинского страхования и главный исполнительный директор компании “Woman +50”, предоставил ложные документы в Мазовецкий фонд медицинского страхования в целях обеспечения контрактов для компании. Прокурор применил меру пресечения к W.D., а именно запрет на выезд из страны, и обязал его внести залог размером в 200 000 польских злотых.

43. 17 января 2007 года апелляционный прокурор г. Варшавы закрыл производство по делу в отношении W.D. в обвинении о взятии взятки из-за отсутствия достаточного количества доказательств того, что он совершил заявленное правонарушение.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

A. Соответствующие конституционные положения

44. Статья 14 Конституции предусматривает следующее:

“Республика Польша обеспечивает свободу прессы и иных средств массовой информации.”

Статья 31 § 3 Конституции, которая устанавливает общий запрет на несоразмерные ограничения конституционных прав и свобод человека (принцип пропорциональности), гласит:

“Ограничения относительно пользования конституционными свободами и правами могут устанавливаться только законом и только тогда, когда они необходимы в демократическом государстве для его безопасности или публичного порядка либо для охраны окружающей среды, публичного здоровья и публичной морали, или же свобод и прав других лиц. Эти ограничения не могут нарушать сущность свобод и прав.”

Статья 54 § 1 Конституции гарантирует свободу выражения взглядов. Соответствующая часть статьи гласит:

“Каждому обеспечивается свобода выражения своих взглядов, а также приобретения и распространения информации.”

B. Гражданский кодекс

45. Статья 23 Гражданского кодекса содержит неисчерпывающий список “личных прав” (dobra osobiste). Это положение гласит:

“Личные права человека, в частности такие как, право на здоровье, свободу, честь, свободу совести, право на имя или псевдоним, имидж, тайну переписки, неприкосновенность жилища, неприкосновенность научной или творческой деятельности, а также изобретений и улучшений, должны быть защищены, несмотря на другие правовые положения.”

Статья 24 § 1 Гражданского Кодекса гласит:

“Лицо, чьи личные права находятся под угрозой их нарушения третьей стороной, может добиваться судебного запрета, только в случае, когда его деятельность является законной. В случае нарушения прав заинтересованное лицо может также потребовать от стороны, которая вызвала нарушение, принять необходимые меры для устранения последствий нарушения…В соответствии с принципами настоящего Кодекса, заинтересованное лицо также может обратиться с требованием о денежной компенсации или может попросить суд присудить адекватную сумму в пользу конкретного общественного интереса.”

C. Закон «О прессе»

46. В соответствии с разделом 12 § 1 (1) Закона «О прессе», журналист имеет обязанность действовать с особой осмотрительностью в сборе и использовании информации, и, в частности, проверять достоверность полученной информации.

ПРАВО

I. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ

47. Заявители жаловались, что решения, указанные в их случае являли собой вмешательство в их право на свободу выражения мнений и что вмешательство не может рассматриваться как необходимое в демократическом обществе. Они ссылались на статью 10 Конвенции, которая гласит:

“1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.”

A. Приемлемость

48. Суд отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (a) Конвенции. Также Суд отмечает, что она не является явно неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.

B. Существо дела

1. Аргументы заявителей

49. Заявители утверждали, что их статья является предметом общественного интереса. Они получили информацию от очень надежного источника, а именно от главного исполнительного директора польского отделения одного из крупнейший мировых фармацевтических компаний, что компания получила предложение внести свой препарат в список рефинансируемых медикаментов в обмен на взятку. A.F утверждал, что предложение было сделано W.D., руководителем канцелярии Министерства здравоохранения. Заявители подчеркнули, что W.D., будучи представителем правительства, решил провести официальные переговоры с представителями международной фармацевтической компании не в своем кабинете, а в городе. В ходе встречи W.D. представил себя как должностное лицо министерства и вручил визитную карточку.

50. Прежде чем опубликовать статью, заявители опросили A.F., исполнительного директора и H.M.N., финансового директора компании, которая принимала участия во встречах. Они также получили письменное заявление от министра здравоохранения. По их мнению, информация в их распоряжении была достаточно надежной, чтобы прийти к выводу, сделанному в статье.

51. Заявители утверждали, что прекращение расследования против W.D. по причине отсутствия доказательств, которые могли бы подтвердить обвинение, не является решающим фактором и не указывает на отсутствие соблюдения с их стороны достаточной осмотрительности. Их статья была опубликована 12 мая 2003 года и 17 марта 2004 года апелляционный прокурор г. Варшавы обвинил W.D. в получении взятки и мошенничестве в закупках. Прокурор применил меру пресечения в отношении W.D., а именно запрет на выезд из страны и требование внести залог. Уголовное дело против W.D. длилось почти три года, и обвинения были достаточно серьезными, чтобы оправдать введение мер пресечения. Прекращение расследования против политика, которое состоялось после публикации, не показывает, что журналист, который поднял некоторые обвинения, опубликовал ложную информацию, за что против журналиста должны быть введены санкции. Обязанность журналиста не может толковаться, как простое обязательство публиковать только «правдивую» информацию. Следует иметь в виду, что журналисты имели лишь ограниченные ресурсы в их распоряжении. Пресса выполняет важную роль в демократическом обществе, и обязана распространять информацию по всем вопросам, представляющим общественный интерес.

52. Заявители не согласились с утверждением, что их неудачная попытка получить информацию от L.Z составила отсутствие должной осмотрительности с их стороны. Они подчеркнули, что их источником информации был главный исполнительный директор фармацевтической компании и что его информация была подтверждена H.M.N., участником встречи. Они еще получили заявления от W.D. и B.O. и опросили некоторых членов парламента. Они не опросили Ł.Z. потому что они имели подозрение, что он действовал в интересах обеих сторон (фармацевтической компании и W.D.) и, следовательно, не может рассматриваться в качестве надежного источника информации. Кроме того, он не был активным участником встреч. Ł.Z. был сотрудником компании, которая представила краткую информацию о встрече главному исполнительному директору, и заявителям было ясно, что A.F. был самым компетентным человеком, чтобы предоставить им информацию.

53. Заявители также утверждали, что опровергающие утверждения в статье, которую они безошибочно воспроизвели, были сделаны главным исполнительным директором, а не самыми журналистами. Заявители не обвиняли в коррупции W.D., а только передали заявления главного исполнительного директора. В этом отношении они ссылались на решение Thoma v Luxembourg. По мнению заявителей, указанное ими вмешательство не было необходимым в демократическом обществе, и власти не предоставили соответствующих и достаточных причин для оправдания этого вмешательства.

2. Аргументы Правительства

54. Правительство утверждало, что вмешательство в право заявителей на свободу выражения мнения было в соответствии со статьей 10 Конвенции. Это было предусмотрено законом (статьи 23 и 24 Гражданского кодекса) и преследовало законную цель защиты репутации и прав других лиц.

55. Что касается необходимости вмешательства, Правительство утверждало, что обвинения, выдвинутые заявителями против W.D. были фактическими утверждениями. Они ссылались, в частности, на следующие отрывки из статьи: “Фармацевтическая компания утверждает, что руководитель канцелярии министра здравоохранения требовал крупную взятку” и “W.D., руководитель канцелярии M.Ł., потребовал многомиллионную взятку, предлагая помощь во внесении препарата в список разрешенных медикаментов – утверждения иностранной фармацевтической компании”. Оценка приведенных утверждений следует проводить с точки зрения правдивости. Что касается фактических утверждений, от журналистов требовалось доказать, что утверждения являются достоверными. Правительство напомнило, что Варшавский апелляционный суд и Верховный суд признали, что показания свидетелей Ł.Z., B.O. и H.M.N. не подтвердили, что обвинения, выдвинутые заявителями, были правдивыми.

56. Правительство утверждало, что сделанные заявителями утверждения были очень серьезного характера, так как это касается обвинения в коррупции высокопоставленного чиновника. Такое действие является преступлением в соответствии со статьей 228 § 1 Гражданского Кодекса и карается сроком до восьми лет лишения свободы. Тем не менее, заявители не уделили должной тщательности и не выполнили журналистский долг, не убедившись в правдивости утверждений.

57. Прежде всего, заявители не собрали достаточно точную и достоверную информацию и не использовали все источники, которые были для них доступны. Они допросили Ł.Z., который был одним из четырех участников встреч, на которых, якобы было сделано предложение о коррупции. Ł.Z выступал в качестве переводчика между W.D. и B.O, который разговаривал только на польском, и H.M.N, который разговаривал на английском. Они также не соблюдали должной осмотрительности при оценке заявлений A.F., несмотря на то, что он не участвовал во встречах и положились на информацию, представленную Ł.Z. и H.M.N. Заявители не ставили под сомнение тот факт, что A.F. не хотел, чтобы они опросили Ł.Z.

58. Во-вторых, что касается утверждения заявителей о том, что на момент публикации, они уже не могли проверить правдивость информации, Правительство подчеркнуло, что национальные суды рассмотрели этот вопрос и пришли к выводу, что информация, которая была в распоряжении у заявителей является недостаточной, чтобы обвинять в коррупции. Верховный суд указал, что было очевидно, что заявители и Правительство имели разные источники информации; однако, они были вынуждены действовать с необходимой осмотрительностью для того чтобы опровергнуть незаконность своих утверждений. Кроме того, Верховный суд отметил, что “когда обстоятельства указывают на высокую вероятность погрешности в заявлениях людей, которые были источниками информации для журналистов, тогда необходима тщательная проверка правдивости утверждений”.

59. Кроме того, Правительство утверждало, что национальные суды предоставили соответствующие и достаточные обоснования своих решений. Санкции, наложенные на заявителей были соразмерными, так как они были привлечены к ответственности только в соответствии с Гражданским кодексом. Заявители были обязаны опубликовать извинения и выплатить истцу судебные издержки и расходы. Они не были обязаны выплатить компенсацию. По мнению Правительства, национальные суды нашли справедливый баланс между ограничением свободы выражения мнения заявителей и защитой репутации W.D.

3. Оценка суда

60. Обе стороны были согласны с тем, что решения национальных судов в отношении заявителей составляли собой «вмешательство» в осуществление их права на свободу выражения мнений. Суд также считает, что обжалуемое вмешательство было предусмотрено законом, а именно статьями 23 и 24 Гражданского кодекса, и преследовало законную цель, указанную в статье 10 § 2 Конвенции, а именно «защиту репутации или прав других лиц».

61. Предстоит выяснить, было ли вмешательство “необходимым в демократическом сообществе”. Это определение должно быть основано на следующих общих принципах, вытекающих из прецедентного права (см., среди прочих прецедентов, Cumpǎnǎ and Mazǎre v. Romania [GC], no. 33348/96, §§ 88-91, ECHR 2004-XI, с дальнейшими ссылками):
(a) Расследование на “необходимость в демократическом обществе” требует от Суда определить, соответствовало ли вмешательство острой необходимости общественности. Государства-участники обладают определенной свободой усмотрений в оценке того, существует ли такая необходимость, но она является под тесным Европейским контролем, охватывающим как законодательство, так и решения, применяющие его, даже те, которые принимаются независимыми судами. Таким образом, Суд уполномочен выносить окончательное решение касательно «ограничений» совместимых со свободой выражения мнения, которая защищается статьей 10 Конвенции.
(b) Задача Суда при осуществлении его контролирующей функции не состоит в том, чтобы заменить компетентные национальные суды, а рассмотреть в соответствии со статьей 10 решения, которые они приняли в соответствии с их правом на свободу усмотрения. Это не означает, что надзор ограничивается установлением того, действовало ли государство-ответчик на свое усмотрение разумно, тщательно и добросовестно. Суд должен рассмотреть обжалуемое вмешательство в свете всего дела в целом, включая содержание заявлений против заявителя, и контекст, в котором они были сделаны.
(c) В частности, Суд должен определить, были ли причины, приведенные национальными властями, достаточным и актуальным обоснованием для такой меры, и преследовала ли она законную цель. При этом Суд должен убедиться в том, что национальные власти, опираясь на приемлемую оценку соответствующих фактов, применили нормы, которые закреплены в статье 10 Конвенции.
(d) Также Суд должен установить, нашли ли местные власти справедливый баланс между защитой свободы выражения мнений, закрепленной в статье 10, и защитой репутации тех, против кого обвинения были сделаны, право, которое, как аспект частной жизни, защищено статьей 8 Конвенции.

62. Тем не менее, статья 10 Конвенции не гарантирует ничем не ограниченную свободу выражения мнения даже в отношении освещения прессой вопросов, которые имеют большую значимость и связаны с политиками или государственными должностными лицами. В соответствии с условиями второго пункта, осуществление этой свободы несет за собой «обязанности и ответственность», которые также применяются к прессе. Эти «обязанности и ответственность» приобретают значимость в случаях угрозы репутации конкретного лица и нарушения «прав других лиц». По причине существования этих «обязанностей и ответственности» неотъемлемых от осуществления свободы выражения мнений, гарантированная статьей 10 Конвенции, журналистам в связи с распространением информации о вопросах, представляющих общий интерес, при условии, что они действуют добросовестно для того, чтобы обеспечить точную и достоверную информацию в соответствии с журналистской этикой (см., среди прочих прецедентов, Bladet Tromsø and Stensaas v. Norway [GC], no. 21980/93, § 65, ECHR 1999-III; Kasabova v. Bulgaria, no. 22385/03, § 63, 19 April 2011).

63. В предыдущих случаях, когда Суд был призван принять решение, следует ли освобождать газету от своей обычной обязанности проверять фактические утверждения, которые касаются частных лиц, он принял во внимание различные факторы, в частности, характер и степень диффамации, а также проверку и тщательность осмотрительности источника и достоверность утверждений (Bladet Tromsø and Stensaas, упомянутое выше, § 66). В свою очередь, эти факторы требуют рассмотрения других элементов, таких как, авторитетность источника (Bladet Tromsø and Stensaas, упомянутое выше), и провела ли газета разумное количество проверок перед публикацией статьи (Prager and Oberschlick v. Austria, 26 April 1995, § 37, Series A no. 313), опубликовала ли газета историю в соответствующей форме (Bergens Tidende and Others v. Norway, no. 26132/95, § 57, ECHR 2000-IV) и дала ли газета защищающейся стороне возможность отстоять свои права (Bergens Tidende and Others, упомянутое выше, § 58). Таким образом, характер такого освобождения отличается от обычного требования проверки клеветнических утверждений тем, что для того, чтобы применять его в соответствии с прецедентным правом Суда, национальные суды должны принимать во внимание конкретные обстоятельства рассматриваемого дела. Если национальные суды применяют чрезмерно строгий подход при оценке профессиональности поведения журналистов, последние могут быть излишне удержаны от выполнения своей функции информировать общественность. Поэтому, суды должны принимать во внимание возможные последствия их решений не только для отдельных дел, представленных им, но и для средств массовой информации в целом (см. Kasabova, упомянутое выше, § 55 and Yordanova and Toshev v. Bulgaria, no. 5126/05, § 48, 2 October 2012).

64. В данном случае, особое внимание должно быть уделено дополнительному фактору, а именно, важной роли «сторожевого пса», которую пресса выполняет в демократическом обществе. Хотя она и не должна переступать определенные границы, в частности, нести угрозу репутации или правам других лиц, ее обязанность состоит в том, чтобы сообщать в соответствии со своими обязательствами и ответственностью, информацию и идеи по политическим и другим вопросам в интересах общества (там же, § 93, с последующими ссылками). Суд должен особо тщательно рассмотреть, насколько санкции, введенные национальным органом, были способны препятствовать участию прессы в обсуждении проблем в интересах общественности, Tønsbergs Blad A.S. and Haukom v. Norway, no. 510/04, § 88, ECHR 2007-III).

65. Вопросы, обсуждаемые в статье, опубликованной заявителями, несли в себе общественный интерес, а именно заявления о недостойном поведении W.D., высокопоставленного чиновника из Министерства здравоохранения. В статье было описано участие W.D. в переговорах с представителями фармацевтической компании, где он якобы потребовал взятку. В более широком контексте в статье рассматривается вопрос о нарушениях в процессе внесения препаратов в список разрешенных к использованию медикаментов.

66. На тот момент, W.D. занимал должность руководителя канцелярии министра здравоохранения. Назначения на должность и соответственно увольнение из должности зависело исключительно от усмотрений министра. Кроме того, в статье также упомянуто, что W.D. был членом регионального отделения Партии левых демократов и близким соратником министра здравоохранения M.Ł. Пределы допустимой критики в отношении лица, занимающего государственную должность, являются не настолько ограниченными, как в отношении частного лица. В отличие от последнего, первый неизбежно и сознательно ставит себя, свои слова и поступки под пристальный контроль журналистов и общественности в целом. Следовательно, лицо, занимающее государственную должность. должно проявлять значительную степень терпимости (см., среди прочих прецедентов, Lingens v. Austria, 8 July 1986, § 42, Series A no. 103; Pedersen and Baadsgaard v. Denmark [GC], no. 49017/99, § 80, ECHR 2004-XI; Mamère v. France, no. 12697/03, § 27, ECHR 2006-XIII).

67. В данном случае Апелляционный суд установил, что заявители нарушили личные права W.D., утверждая, что он предложил фармацевтической компании регистрацию их препарата в список рефинансируемых медикаментов в обмен на взятку. Верховный суд подтвердил решение Апелляционного суда.

68. Оценка национальных судов была сосредоточена на том, соблюдали ли журналисты особую тщательность, чтобы опровергнуть презумпцию незаконности нарушения личных прав. Они ссылались на прецедентное право Верховного суда, который постановил, что для того, чтобы опровергнуть вышеуказанную презумпцию незаконности является достаточным доказать, что журналисты действовали с необходимой осмотрительностью и не требуется доказывать правдивость заявлений (см. параграф 32 выше). В данном случае, суд первой инстанции (окружной суд) обнаружил, что заявители действовали с достаточной осмотрительностью при подготовке своей статьи, в то время как два высших Суда пришли к противоположному выводу.

69. Суд напоминает, что в ситуациях, когда была сделана констатация факта, и с одной стороны, были приведены недостаточные доказательства, чтобы доказать это, и с другой стороны журналист поднимает вопрос о подлинности общественного интереса, проверка того, действовал ли журналист профессионально и добросовестно приобретает первостепенное значение (см. Flux v. Moldova (№ 7), № 25367/05, § 41, 24 November 2009; Kasabova, упомянутое выше, § 63 в заключение; Ziembiński v. Poland, no. 46712/06, § 53, 24 July 2012; и Yordanova and Toshev, упомянутое выше, § 55).

70. Апелляционный суд счел, что заявители действовали непрофессионально, потому что их обвинения против W.D. не были достаточно изучены. Главным фактом является то, что заявители не опросили Ł.Z., который был одним из четырех участников совещаний и был в роли переводчика. Суд подчеркнул, что журналисты опирались на историю A.F. (исполнительного директора) в то время как его знания о встречах были основаны на Ł.Z. and H.M.N., и что журналисты должны были сопоставить версию A.F. с версией Ł.Z. Апелляционный суд признал, что история A.F. не является достоверной, потому что он, не хотел, чтобы журналисты опросили Ł.Z. Однако журналисты не считали Ł.Z. надежным источником, подозревая его в двойной лояльности и что он не был активным участником на встречах. Они ссылались на версию исполнительного директора, которую подтвердил H.M.N.

71. Апелляционный суд сосредоточил свою оценку журналистской осмотрительности на одном элементе, не обращая внимания на другие аспекты профессионализма и общего контекста, в котором состоялись деловые встречи с участием W.D. Это правда, что A.F. поделился историей с первых уст с журналистами. Тем не менее, они предприняли решение, проверить тщательно историю. Во-первых, они считали его достоверным источником, потому что A.F. пообещал повторить все в суде, если это будет необходимо и потому что его версия не противоречила версии событий H.M.N., одного из представителей компании на встречах. Во-вторых, они связались с министром здравоохранения и опросили два других фигурирующих лица в этой истории, а именно B.O. и W.D. Журналисты усомнились в достоверности истории после противоречивости показаний W.D. (см. параграф 11 выше). В-третьих, журналисты говорили с A.N., заместителем министра здравоохранения, отвечающий за политику в отношении медикаментов в соответствующее время, который дал очень критическое мнение об участии W.D. во встречах. Заявления заместителя министра поддержали основную тему заявителей о том, что W.D. поступил неправильно, используя свое положения в бизнес встречах. В-четвертых, апелляционный суд полностью забыл отметить факт присутствия W.D. на закрытых встречах между двумя компаниями, где он принимал участия в переговорах, представив себя в качестве высокопоставленного чиновника. Суд соглашается с региональным судом в том, что этот факт, является на грани конфликта интересов, укрепляя доверие к A.F.

72. Степень, в которой заявители могли обоснованно считать информацию, полученную от представителей фармацевтической компании, как надежную и достоверную, должна была быть определена в свете ситуации во время подготовки статьи, а не извллекать выгоду с оценки прошедших событий (см. Bladet Tromsø and Stensaas, упомянутое выше, §§ 66 в заключение and 72; and Kasabova, упомянутое выше, § 67). В этом отношении, следует отметить, что национальные суды отказались от оценки осмотрительности двух журналистов в отношении перспектив информации, имеющейся на момент подготовки статьи к публикации.

73. Кроме того, следует отметить, что утверждения, поднятые в статье, привели к возбуждению уголовного дела по факту обвинения во взяточничестве против W.D. Хотя расследование было в конечном итоге прекращено из-за отсутствия достаточных доказательств, сама по себе продолжительность (более чем три с половиной года судопроизводства) и значительное количество доказательств рассмотренных прокурором означает, что заявления не могли быть проигнорированы (см. параграфы 42-43 выше).

74. Суд далее отмечает, что апелляционный суд, опираясь в основном на одно из предложений в показаниях H.M.N., что не было никакой корреляции между проектом по сети клиник остеопороза и внесением препарата в список (см. параграф 35 выше). В то же время, бесспорным является тот фак, что на встречах было обсуждение о финансовом участии M.S.D. в проекте размером около 1-1.5 миллионов долларов, и что этот проект рухнул, когда M.S.D. отказался перечислить эту сумму на неопределенный банковский счет. К тому же, три из четырех участников (Ł.Z., W.D. and H.M.N.) дали показания, что они обсуждали вопрос о внесении препарата M.S.D. в список рефинансируемых медикаментов.

75. Принимая во внимание вышеуказанные элементы и общее содержание оспариваемой публикации, Суд считает, что заявители выполнили свои обязанности как журналисты. Расследование своих утверждений, проведенное заявителями перед публикацией, было добросовестным и было выполнено в соответствии с обязательством журналистов проверить факты на достоверность (сравнить и противопоставить, Rumyana Ivanova v. Bulgaria, no. 36207/03, §§ 64-65, 14 February 2008; Kania and Kittel v. Poland, no. 35105/04, §§ 45-46, 21 June 2011). Суд считает, что обвинения против W.D. были подкреплены достаточной фактической основой. Также следует отметить, что содержание и тон статьи были весьма сбалансированными. Заявители, имеющие в распоряжении ряд источников, предоставили объективную характеристику W.D., и предложили ему представить свою версию соответствующих событий, а также прокомментировать поднятые в статье заявления.

76. При оценке необходимости вмешательства, важно также изучить, каким образом национальные суды рассматривали дело, и в частности, применяли ли они нормы, которые заложены в статье 10 Конвенции. В данном случае, суды не приняли во внимание статус W.D. и пределы допустимой критики действующих политиков и государственных чиновников. Кроме того, они не учли тот факт, что обвинение в коррупции исходило от фармацевтической компании и как таково, было представлено заявителями. Кроме того, апелляционный суд и Верховный суд, по всей видимости, были обеспокоены тем, что один из высокопоставленных чиновников в Министерстве здравоохранения принимал участие в переговорах между двумя частными компании касательно их совместных бизнес предприятий, к которым государственные органы не имели никакого отношения. Они также не придали нужного внимания тому, что предметом публикации являлся вопрос, представляющий общественных интерес, или роли прессы как «сторожевого пса». В результате, судебным властям не удалось найти соответствующий баланс между правом на свободу распространения информации и защитой репутации или прав других лиц (сравнить и противопоставить, Keller v. Hungary (dec.), no. 33352/02, 4 April 2006; Kwiecień v. Poland, no. 51744/99, § 52, 9 January 2007; Błaja News sp. Z o. o. v. Poland, no. 59545/10, § 64, 26 November 2013).

77. Из этого следует, что причины, на которые ссылается государство-ответчик, обосновывая вмешательство в право заявителей на свободу выражения мнения, являются недостаточными, чтобы показать, что это вмешательство было “необходимым в демократическом обществе”.

78. Таким образом, была нарушена статья 10 Конвенции.

II. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 § 1 КОНВЕНЦИИ

79. Заявители жаловались на нарушение статьи 6 § 1 Конвенции, что Варшавский апелляционный суд не был беспристрастным, поскольку один из судей в этом суде был братом W.D. и W.D. мать работала председателем этого суда. Заявители также отметили, что отец W.D. также был судьей Верховного суда.

80. Суд отмечает, что заявители не поднимали эту жалобу в ходе разбирательства в апелляционном суде или позже в их кассационной жалобе в Верховном суде. Следовательно, эта жалоба должна быть отклонена в соответствии со статьей 35 §§ 1 и 4 Конвенции по причине неисчерпания внутренних средств правовой защиты.

III. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

81. Статья 41 Конвенции гласит:

“Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне.”

A. Компенсация вреда

82. Первый заявитель, Анджей Станкевич и второй заявитель, Малгожата Солецка, потребовали выплатить каждому по 5 000 евро
в качестве компенсации нематериального вреда. Они утверждали, что решения национальных судов в их случае привело к негативной информации и утрате профессиональной репутации, а также эмоциональному напряжению.

83. Правительство утверждало, что заявители были привлечены к ответственности только в соответствии с гражданским законодательством за нарушение личных прав W.D.. Они утверждали, что претензии были чрезмерными и необоснованными.

84. Суд признает, что первый и второй заявители понесли нематериальный ущерб, а именно, дискомфорт и страдание, которые не были должным образом возмещены фактом нарушения Конвенции. Приняв во внимание характер нарушения, принимая решение на справедливой основе, Суд присуждает каждому заявителю 5 000 евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда.

85. Третий заявитель, «Presspublica sp. z o. o.» потребовал, в качестве компенсации расходов и издержек, возместить судебные издержки в размере 1 100 евро и юридические расходы W.D. в размере 1 550 евро, которые заявители совместно выплатили апелляционному суду. Было показано, что все расходы, связанные с разбирательством были понесены «Presspublica sp. z o. o.».

86. Правительство отметило, что заявители не подали иск в отношении компенсации морального вреда.

87. Однако Суд отмечает, что третий заявитель имеет право на возмещение любых расходов и издержек, которые он выплатил W.D., в связи с решением апелляционного суда, который признал нарушение его права на свободу выражения мнения (см. Lingens v. Austria, 8 July 1986, § 50, Series A no. 103; Scharsach and News Verlagsgesellschaft v. Austria, no. 39394/98, § 50, ECHR 2003-XI; and Yordanova and Toshev, упомянутые выше, § 78). Требование, сделанное третьим заявителем, явно должно трактоваться как материальный вред, причиненный в результате нарушения Конвенции, а не издержек и расходов. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд присуждает третьему заявителю 2 650 евро в качестве компенсации материального вреда.

B. Компенсация расходов и издержек

88. Расходы и издержки, понесенные во время судебных разбирательств национальных судах и в Суде были возложены исключительно на третьего заявителя, «Presspublica sp. z o. o.» Третий заявитель потребовал выплатить общую сумму равную 8 387.50 евро в качестве возмещения издержек и расходов, понесенных в национальных судах и в Суде, предоставив соответствующие счета-фактуры.

89. Правительство утверждало, что только расходы, которые были по факту понесены в подготовке и защите дела заявителей в Суде, а не в национальных судах, могут быть приняты во внимание.

90. В соответствии с прецедентным правом Суда, заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той мере, что они действительно и обязательно были понесены и являются разумными по размеру. Кроме того, заявитель имеет право на компенсацию расходов и издержек, понесенных на национальном уровне для предотвращения нарушений найденных Судом, или получить компенсацию за это (см., среди прочих источников, Le Compte, Van Leuven and De Meyere v. Belgium (Article 50), 18 October 1982, § 17, Series A no. 54). В данном случае, принимая во внимание документы, имеющиеся в распоряжении Суда и указанные выше критерии Суда, Суд считает разумным присудить третьему заявителю 6 000 евро с добавлением любых налогов, которые могут быть взысканы с заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в национальных разбирательствах и в Страсбурге.

C. Пеня

91. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка с добавлением трех процентных пунктов.

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД ЭДИНОГЛАСНО

1. Объявляет жалобу в отношении вмешательства в право заявителей на свободу выражения приемлемой, а оставшуюся часть жалобы неприемлемой;

2. Постановляет, что была нарушена статья 10 Конвенции;

3. Постановляет,
(a) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев с даты, когда судебное решение станет окончательным, в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции, следующие суммы, переведенные в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:
(i) 2 650 (две тысячи шестьсот пятьдесят) евро третьему заявителю, с добавлением любых налогов, которые могут быть взысканы на эту сумму, в качестве компенсации материального вреда;
(ii) 5 000 (пять тысяч) евро первому и второму заявителям, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда;
(iii) 6 000 (шесть тысяч) евро третьему заявителю, с добавлением любых налогов, которые могут быть взысканы с заявителя, в качестве компенсации расходов и издержек;

(b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в период с добавлением трех процентных пунктов;

4. Отклоняет оставшуюся часть требований заявителей относительно справедливой компенсации.

Составлено на английском языке и объявлено в письменном виде 14 октября 2014 года в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Françoise Elens-Passos Ineta Ziemele
Секретарь Председатель

коментарі: 0

Для того чтоб оставлять комментарии, вам нужно зарегистрироваться и/или войти под своим паролем

поширити інформацію