1. Данное дело основано на заявлении (№ 52013/08) против Украины, поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданкой Украины, г-жой Татьяной Николаевной Мосендз (далее – «заявитель») 14 октября 2008 года.

2. Заявителя, которой была предоставлена оплата правовой помощи, представлял г-н О. Марушко, адвокат, практикующий в Киеве. Украинское правительство (далее – «Правительство») представлял его уполномоченный г-н Н. Кульчицкий.

3. Заявитель утверждала, в частности, что ее сын подвергался издевательствам и жестокому обращению во время срочной воинской службы, что государство было не в состоянии защитить его жизнь, что внутреннее расследование обстоятельств его смерти, признанной самоубийством, было неэффективным, и что она была лишена эффективных внутренних средств правовой защиты в отношении вышеуказанных жалоб.

4. 28 апреля 2011 года Правительство было уведомлено об этой жалобе.

5. 20 сентября 2011 года Правительство представило свои замечания по приемлемости и по существу дела.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

6. Заявитель родился в 1950 году и проживает в Севастополе.

7. Факты дела, описанные сторонами и подтвержденные представленными сторонами материалами, могут быть изложены следующим образом.

A. Смерть сына заявителя и последующее расследование

8. На момент событий единственный сын заявителя, г-н Денис Мосендз (далее – «Д.М.»), уже несколько месяцев отбывал срочную воинскую службу в украинских внутренних войсках, воинская часть № 3007.

9. В ночь на 25 апреля 1999 года Д.М. находился в карауле. В 4:30 утра 25 апреля он сообщил по рации, что все спокойно. В 5 часов утра солдат, который должен был сменить его, обнаружил, что Д.М. исчез со своего поста.

10. 25 апреля 1999 года военная прокуратура Тернопольского гарнизона (далее – «ВПТГ») возбудила уголовное дело в отношении Д.М. по подозрению в дезертирстве из армии, нарушении устава караульной службы и незаконного завладения оружием.

11. В тот же день, примерно в 18:30, Д.М. был найден мертвым, со следами огнестрельных ранений в голову, примерно в шестистах метрах от поста, возле бетонного забора, окружающего заброшенный завод (как описано в протоколе осмотра места происшествия). Оружие, выданное ему для несения караула (штурмовая винтовка АК-74), два магазина (с десятью и семью патронами соответственно) и штык были найдены рядом с телом. Неподалеку на земле были найдены три пустые гильзы. По факту смерти было возбуждено уголовное дело.

12. Р., офицер, руководивший поисковой группой, заявил в ходе расследования и судебного разбирательства (см. также пункт 42 ниже), что он лично обнаружил тело Д.М., прислоненное к заводскому забору. Тем не менее, один из солдат этой группы, Б., позднее заявил, что тело было найдено примерно в сорока метрах от забора, и что солдаты пытались оказать Д.М. первую помощь. По словам Б., осознав, что Д.М. мертв, они перенесли тело и положили его возле забора. Это расхождение в показаниях осталось без внимания в ходе расследования.

13. 27 апреля 1999 года Д.М. был похоронен в деревне Баламутивка Хмельницкой области, где жил брат заявителя. Тело было доставлено туда в закрытом гробу. Похороны состоялись в отсутствие заявителя и без ее ведома. По словам заявителя, представители воинской части сообщили ей, что Д.М. дезертировал из армии, и взяли у нее адреса ее родственников. Пока она ехала в часть, чтобы узнать, что случилось, Д.М. был похоронен.

14. 7 мая 1999 года было произведено вскрытие тела Д.М. Вскрытие выявило одно входное пулевое отверстие в середине лба и два выходных отверстия в правой и левой частях черепа, между теменной и затылочной областями. Входное отверстие было окружено гематомой, что указывало на то, что оружие было прижато ко лбу Д.М. Отметив, что имеется только одно входное и два выходных отверстия, эксперт сделал вывод, что, по крайней мере, два выстрела были сделаны очередью. Были также обнаружены гематомы вокруг глаз и возле носа, объясняемые внутренним кровотечением после выстрелов. Ранения были нанесены, когда жертва была еще жива. В организме не было обнаружено ни алкоголя, ни наркотиков. Учитывая, что никаких других травм или следов борьбы не было обнаружено, был сделан вывод, что Д.М. покончил жизнь самоубийством.

15. 12 мая 1999 года посмертная психиатрическая экспертиза пришла к выводу, что Д.М. не страдал психическими расстройствами.

16. 25 июня 1999 года ВПТГ закрыла расследование на том основании, что смерть была самоубийством. Уголовное дело в отношении Д.М. было прекращено по той же причине.

17. 5 октября 1999 года Генеральная прокуратура (далее – «ГП») отменила оба решения от 25 июня 1999 года на том основании, что, во-первых, обвинения против умершего были незаконными и необоснованными, и, во-вторых, расследование его смерти не было проведено достаточно тщательно.

18. 23 ноября 1999 года, при дополнительном осмотре на месте происшествия, были обнаружены три отверстия в бетонном заборе, возле которого, как сообщается, было найдено тело Д.М.

19. 1 декабря 1999 года ВПТГ снова закрыла расследование по причине отсутствия признаков совершения преступления.

20. 21 февраля 2000 года ГП отменила это решение на том основании, что расследование было поверхностным и неполным. Из протоколов допросов свидетелей осталось неясным, была ли на месте происшествия кровь, как выглядела одежда Д.М., и не было ли каких-либо признаков того, что тело было перетащено на место, где его нашли. Не было ясно, кто нашел пустые гильзы, и где.

21. 21 марта 2000 года была проведена судебно-химическая экспертиза отверстий в бетонном заборе, возле которого, как сообщается, было найдено тело Д.М. Экспертиза пришла к выводу, что отверстия образовались вследствие выстрелов.

22. 13 апреля 2000 года ВПТГ снова закрыла расследование, постановив, что оснований для возбуждения дела нет.

23. 5 сентября 2000 года военный суд Львовского гарнизона отменил это решение как преждевременное. Суд подверг следственные органы критике за то, что они ограничились выводом, что Д.М. покончил с собой, не расследовав возможные причины этого поступка.

24. В какой-то момент дело было передано в военную прокуратуру Львовского гарнизона (далее – «ВПЛГ»).

25. 29 декабря 2000 года ВПЛГ закрыла уголовное расследование, установив, что в самоубийстве Д.М. никто не виноват.

26. Материалы дела включают копии выписок из протоколов бесед, проведенных в неустановленные дни со старшим лейтенантом В.К. и командиром части В.С. Офицеры отрицали издевательства и жестокое обращение с Д.М. с чьей-либо стороны. В.К. пояснил, что, если бы издевательства или жестокое обращение имели место, то командиры, несомненно, знали бы об этом, и что Д.М. мог «постоять за себя». В.С., в свою очередь, выразил уверенность, что он был хорошо информирован о моральной атмосфере в части, и сказал, что ему неизвестно ни о каких издевательствах над Д.М.

27. 1 августа 2001 года ГП отменила решение от 29 декабря 2000 года, постановив, что расследование было неполным. ГП отметила, что, хотя следовало допросить пятьдесят пять человек, в конечном итоге, было допрошено всего пять человек, среди которых не было ни одного из армейских друзей Д.М. Кроме того, непонятно, почему тело искали так долго. Наконец, причины самоубийства также остались неясными.

28. В феврале 2002 года один из солдат упомянул в ходе допроса (и еще двое солдат подтвердили это), что у Д.М. произошел конфликт с двумя сержантами, К. и В., перед тем, как он заступил в караул вечером 24 апреля 1999 года. Они рассказали, что Д.М. опоздал на тренировку, за что подвергся критике со стороны командира части. После этого сержанты К. и В. отвели Д.М. и рядового Со. в отдельную комнату на гауптвахте, где они оставались примерно в течение двадцати минут. Когда Д.М. вернулся из комнаты, он выглядел взволнованным и держался за голову. У него не было никаких видимых телесных повреждений.

29. 5 апреля 2002 года был допрошен еще один солдат, О. Он утверждал, что некоторые старшие сержанты контролировали вновь прибывших солдат. Он отметил, что сержанты иногда били молодых солдат, но «это происходило редко и не без оснований, обычно в качестве наказания за какие-то незначительные ошибки». О. также отметил, что сержанты иногда заставляли молодых солдат чистить туалеты зубными щетками. Он уточнил, что «через это прошел почти каждый солдат». Тем не менее, О. считал, что запугивания как такового не было.

30. 7 февраля 2003 года Со. пояснил, что сержанты выругали его и Д.М. за недостаточное знание устава вооруженных сил. В отдельной комнате, К. и В. положили устав на пол и заставили Со. и Д.М. читать его, одновременно делая отжимания. В какой-то момент Д.М. упал. Сержант В. приказал ему продолжать, и, когда Д.М. не смог это сделать, В. пнул его ногой и ударил по спине. Выходя из комнаты, Д.М. сказал Со.: «Я с ними еще посчитаюсь». В ответ на вопрос о том, почему Со. так долго умалчивал эту информацию, он объяснил, что вопрос касался его армейских начальников, которые попросили его молчать. Он боялся их мести и дал эти показания только потому, что срок его службы в армии подошел к концу.

31. Опираясь на вышеупомянутые показания солдат, 29 ноября 2003 года Львовская гарнизонная военная прокуратура (далее – «ЛГВП») возбудила уголовное дело в отношении сержантов К. и В. по подозрению в превышении ими служебных полномочий, повлекшем тяжкие последствия (статья 424 § 3 Уголовного кодекса – см. параграф 57 ниже).

32. 12 октября 2004 года ЛГВП издала распоряжение об эксгумации тела Д.М., после того, как следователь обнаружил определенные расхождения между результатами посмертной судебно-медицинской экспертизы 7 мая 1999 года и фотографиями тела в материалах дела. В частности, одна из ран, упомянутых в докладе экспертов, не была видна на фотографиях.

33. 19 ноября 2004 года судебно-психиатрическая комиссия опубликовала доклад о повторной посмертной психиатрической оценке эмоционального состояния Д.М. перед его смертью, которая была проведена в свете информации, касающейся издевательств над ним со стороны сержантов В. и К. Доклад гласил, что Д.М. не страдал никакими психическими заболеваниями, и что его поведение не свидетельствовало ни о каких эмоциональных или мотивационных проблемах. Д.М. был спокойным, уравновешенным, целеустремленным и самостоятельным человеком. Общий вывод, однако, выглядел следующим образом:

«Действия умершего [Д.М.] объясняются адаптационной реакцией (незначительное психотическое расстройство, влекущее за собой изменения в эмоциональной сфере – изменения настроения), которая оказала существенное влияние на его поведение.

Учитывая особенности его психического склада, [Д.М.] мог совершить самоубийство, поскольку незаконные действия со стороны сержантов [В. и К.], вызвали у него острое аффективное расстройство тревожно-депрессивного типа (адаптационное расстройство)».

34. 25 декабря 2004 года была проведена судебно-медицинская экспертиза эксгумированного тела. Доклад экспертной комиссии гласит, что в протоколе первичного осмотра от 7 мая 1999 года не было зарегистрировано второе огнестрельное ранение над правой бровью умершего, в два выходных отверстия были неправильно локализованы. Ссылаясь на положение тела, длину рук Д.М. и технические характеристики автомата АК-74, комиссия подтвердила заключение о самоубийстве.

35. 5 января 2005 года сержант К. признался, что вечером 24 апреля 1999 года он подверг Д. М. жестокому обращению (как описано в пунктах 28 и 30 выше).

36. 20 января 2005 года следователь отказал в возбуждении уголовного дела в отношении старших офицеров В.К. и В.С. (см. также параграф 26 выше), не найдя в их действиях состава преступления. Был сделан вывод, что они не издевались над Д.М. лично и не поручали никому делать это. Это решение не было обжаловано.

37. 31 января 2005 года заявителю был присвоен статус потерпевшего в уголовном производстве против сержантов В. и К.

38. 23 февраля 2005 года уголовное дело в отношении сержанта В. было выделено в отдельное производство, так как он скрылся.

39. В тот же день была проведена баллистическая экспертиза трех отверстий в бетонном заборе, возле которого, как сообщается, было найдено тело Д.М. Экспертиза установила, что отверстия не могли образоваться в результате выстрелов.

40. 13 октября 2005 года Львовский гарнизонный военный суд вынес решение, признав сержанта К. виновным в запугивании его подчиненного, Д.М., которое привело к тяжким последствиям, а именно самоубийству Д.М. Суд в основном опирался на заключение посмертной психиатрической экспертизы, а также заключение судебно-медицинской экспертизы эксгумированного тела (см. параграф 33 и 34 выше). Суд приговорил К. к лишению свободы на пять лет с отсрочкой исполнения приговора и испытательным сроком в течение трех лет. К. также был лишен воинского звания (старший сержант). К. признал, что он лишил Д.М. времени отдыха и заставил его отжиматься, потому что Д.М. продемонстрировал плохое знание устава вооруженных сил.

41. Среди материалов, рассмотренных судом, было письмо, написанное Д.М. своему другу в неустановленный день, в котором он описывал свою армейскую жизнь как вполне нормальную, и призывал друга не уклоняться от воинской службы. Хотя Д.М. и упомянул о какой-то «дедовщине»[1] в армии, он считал, что в целом ему не на что жаловаться.

42. Решение также ссылается, в частности, на доклад об осмотре места происшествия, согласно которому тело Д.М. было найдено возле заводского забора, а также на показания Б., согласно которым тело было обнаружено примерно в сорока метрах от этого забора. Суд никак не прокомментировал это несоответствие. Суд также упомянул, без дополнительных комментариев, о баллистической экспертизе, согласно которой исследованные три отверстия в заборе не могли образоваться в результате выстрелов (см. параграф 39 выше).

43. Решение от 13 октября 2005 года не было обжаловано и вступило в законную силу.

44. Тем не менее, следствие в отношении сержанта В. продолжилось, без каких-либо более конкретных сведений о его прогрессе.

45. 16 сентября 2009 года Львовский гарнизонный военный суд вынес еще одно решение по делу против сержанта В. Сержант В. был признан виновным в запугивании его подчиненного, Д.М., которое привело к тяжким последствиям, а именно к самоубийству Д.М., однако он был освобожден от уголовной ответственности в связи с истечением срока давности (прошло более десяти лет). Представленные Суду материалы дела не содержат никаких подробностей об этом судебном разбирательстве или каких-либо доказательствах, установленных в ходе этого разбирательства.

B. Иск, поданный заявителем против Министерства внутренних дел

46. 4 мая 2006 года заявитель подала в Печерский районный суд г. Киева (далее – «Печерский суд») гражданский иск против Министерства внутренних дел, требуя компенсации нематериального вреда. Она утверждала, что Министерство не смогло обеспечить законность и порядок в своих вооруженных силах, что сделало возможным жестокое обращение с ее сыном и привело к его смерти.

47. 12 мая 2006 года Печерский суд отказался открыть производство по той причине, что дело должно было рассматриваться в рамках административного, а не гражданского судопроизводства.

48. Заявитель подала еще один иск в Гагаринский суд г. евастополь (далее – «Гагаринский суд») – суд, обладающий юрисдикцией по ее месту жительства.

49. 7 августа 2006 года Гагаринский суд также отказал в открытии судопроизводства. Суд отметил, что гражданское дело вытекает из соответствующего уголовного производства, и предложил заявителю подать гражданский иск в суд, в юрисдикции которого было совершено нарушение законных прав.

50. 12 октября 2006 года Севастопольский апелляционный суд отменил вышеупомянутое решение от 7 августа 2006 года, постановив, что иск заявителя был административным, а не гражданским, и что она правильно подала его в суд, обладающий юрисдикцией по ее месту жительства. Апелляционный суд также отметил, что Гагаринский суд неправильно применил нормы гражданского процессуального законодательства.

51. 30 октября 2006 года Гагаринский суд открыл административное производство по иску заявителя, установив, что он полностью отвечает требованиям Кодекса административного судопроизводства.

52. 9 декабря 2008 года Гагаринский суд удовлетворил иск заявителя и присудил ей 200 000 украинских гривен (около 17 000 евро), которые должно было выплатить Министерство внутренних дел. В отношении статей 3 (9) и 4 (21) Положения о Министерстве внутренних дел Украины от 9 октября 1992 года (см. параграф 56 ниже), суд пришел к выводу, что совершение преступления стало возможным из-за бездействия Министерства внутренних дел и небрежного выполнения им своих обязанностей. В частности, неспособность обеспечить законность и правопорядок в армии создала условия для злоупотребления властью со стороны военных должностных лиц, что привело к смерти сына заявителя. Суд отметил:

«... ответчик сознательно избегал обеспечения законности деятельности [его] военнослужащих. Учитывая многочисленность таких случаев, ответчик не мог не знать, что это обязательство не выполняется. Ответчик не мог оставаться в неведении... относительно того, что его неспособность обеспечить законность и порядок может привести к антисоциальным и опасным действиям. Именно из-за неспособности Министерства внутренних дел обеспечить законность и порядок [в армии], [заявитель] потеряла своего единственного ребенка».

53. 18 июня 2009 года Севастопольский Апелляционный административный суд отменил решение от 9 декабря 2008 года и прекратил производство по делу на том основании, что данное дело должно рассматриваться в рамках гражданского, а не административного судопроизводства.

54. 18 октября 2011 года (то есть, после того, как Правительство представило свои замечания по приемлемости и по существу дела – см. параграф 5 выше) Высший административный суд оставил в силе это решение.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА

55. В соответствии со статьей 3 Закона Украины «О внутренних войсках» 1992 года, деятельность внутренних войск должна основываться на принципах законности, гуманизма и уважения прав и свобод человека.

56. В соответствии с Положением «О Министерстве внутренних дел», утвержденным Приказом Президента от 7 октября 1992 года (действовало до 17 октября 2000 года), одной из главных задач Министерства внутренних дел является обеспечение дисциплины и законности деятельности сотрудников и военнослужащих (статьи 3 (9) и 4 (21)).

57. Статья 424 ч. 3 Уголовного кодекса 2001 года предусматривает лишение свободы на срок от пяти до десяти лет за применение неуставных мер по отношению к подчиненному, или превышение военным должностным лицом дисциплинарных полномочий, связанное с насилием и приведшее к тяжким последствиям.

58. Другое соответствующее законодательство приведено в решении по делу Sergey Shevchenko v. Ukraine (no. 32478/02, §§ 36-46, 4 April 2006).

59. В своем Докладе 2004 года, уполномоченный Верховной рады Украины по правам человека (омбудсмен) впервые посвятил вопросам «уважения прав человека в Вооруженных Силах Украины и других военных формированиях» отдельную главу (глава 6.1), которая, в частности, касается ситуации до 2004 года. Соответствующие части этой главы гласят:

«Общевойсковые уставы, утвержденные законодательством, в том числе Устав внутренней службы и Дисциплинарный устав, должны играть ведущую роль в обеспечении защиты прав военнослужащих. Тем не менее, существующие уставы не содержат никаких положений о правах человека в армии [это выделение и выделения далее в тексте были сделаны Уполномоченным по правам человека]. ...

Уполномоченный по правам человека считает, что украинское законодательство в настоящее время не предусматривает никакого механизма для защиты прав и свобод военнослужащих, проходящих срочную воинскую службу. ...

Военнослужащие в звании рядовых являются наиболее уязвимой группой военнослужащих... в правовом и социальном смысле; они остаются практически незащищенными от произвола со стороны некоторых своих командиров и старших офицеров. ...

Уполномоченный по правам человека выражает обеспокоенность по поводу ситуации в области защиты личных и гражданских прав военнослужащих, и, в первую очередь, права на жизнь и здоровье, уважение достоинства, личную неприкосновенность и безопасность в Вооруженных Силах Украины и других воинских формированиях. К сожалению, военнослужащие, а также их родители и другие родственники, приводят многочисленные примеры нарушений этих прав. Ежегодно множество молодых людей в воинских формированиях погибают, становятся инвалидами или получают хронические заболевания. Некоторые совершают самоубийство, другие покушаются на жизнь своих сослуживцев. Должностные лица, однако, пытаются скрыть эти факты или представить их как несчастные случаи. ...

Дедовщина – это одна из самых страшных проблем в армии. Военнослужащие, их родители и неправительственные организации в своих заявлениях сообщают омбудсмену об этом позорном явлении.

Жестокое обращение и издевательства над молодыми солдатами (неуставные отношения) не только являются неотъемлемым элементом воинской службы, но, к сожалению, также стали «визитной карточкой» нашей армии и одной из главных причин, почему молодые люди не хотят проходить воинскую службу. Ситуация с дедовщиной и нарушением прав военнослужащих практически одинакова во всех видах вооруженных сил и формирований. Нарушения прав и неуставные отношения являются эндемичными. Еще до осознания своих прав, солдаты привыкают к грубости и черствости в армейской среде. Они воспринимают это как норму и пытаются приспособиться к ним и смириться с ними.

Сотни молодых людей служат в воинских частях, в которых сложилась ситуация, не оставляющая места для законопослушного поведения. Там царят неуставные отношения, основанные на единственном правиле безусловного подчинения неписаным обычаям и правилам поведения, а любые попытки сопротивления или обращения к закону рассматриваются как «доносительство» и «предательство» общих интересов военнослужащих. ...

Возмущает то, что, хотя неуставные отношения очень распространены в армии, о них не всегда становятся известно, и профилактические меры не всегда принимаются вовремя.

... Омбудсмен вынужден признать, что у него нет конкретной информации о том, насколько широко распространены неуставные отношения в воинских частях. В то же время, имеются достаточные основания полагать, что многочисленные случаи издевательств и жестокого обращения остаются неизвестными.

Некоторые старшие офицеры и командиры, мотивированные финансовой выгодой, не только не реагируют на преступления, совершенные их подчиненными, но и скрывают их и не возбуждают уголовные дела, вопреки требованиям законодательства. Таким образом, они создают ситуацию безнаказанности и вседозволенности в некоторых воинских частях, что не может не вызывать обеспокоенность».

III. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

60. Соответствующие части доклада Госдепартамента США 1999 года о соблюдении прав человека в Украине, выпущенного 23 февраля 2000 года, гласят:

«Были получены многочисленные сообщения о суровых условиях и насилии в отношении молодых солдат в вооруженных силах. Как сообщается, старшие офицеры заставляют истощенных новобранцев выпрашивать пищу или деньги. Старшие солдаты часто избивают новобранцев, иногда до смерти... Наказание за совершение таких действий или попустительство их совершению не является эффективным сдерживающим фактором для дальнейших подобных нарушений. В период между 1991 и 1998 годами, 450 военнослужащих были осуждены за насильственные действия по отношению к их сослуживцам, и около 200 военнослужащих были привлечены к ответственности в 1998 году за дедовщину (10-12 молодых солдат были избиты до смерти, а 20-30 умерли от травм, связанных с неуставными отношениями). Пресса сообщила об осуждении трех военнослужащих в конце 1998 года за издевательства над их сослуживцами в штабе Министерства обороны».

61. Проблема насилия в украинских вооруженных силах также поднималась в Докладе № 10861 Комитета по правовым вопросам и правам человека Парламентской Ассамблеи Совета Европы от 24 марта 2006 года, озаглавленном «Права человека военнослужащих»:

«32. В Украине... положение новобранцев является серьезным поводом для беспокойства. Доклад Государственного департамента США 2003 года (опубликован в феврале 2004 года) повторяет выводы местных НПО и упоминает крайне тяжелые условия, в которых находятся новобранцы во время их военной службы, и продолжающиеся случаи насилия и жестокого обращения, в нарушение действующего законодательства о защите прав новобранцев. В течение первых четырех месяцев 2003 года, 32 военнослужащих погибли от неестественных причин. Одиннадцать других военнослужащих покончили жизнь самоубийством. Все военнослужащие, которые погибают в результате насилия или ритуалов инициации, регистрируются властями как самоубийцы. Официальная статистика за 2002 год свидетельствует о самоубийствах 29 военнослужащих, 13 из которых были новобранцами.

34. Местные НПО сообщают, что военная прокуратура обычно не расследует жалобы на физическое насилие или ритуалы инициации. Военные власти замалчивают ситуацию, сообщая, ни одного случая смерти в результате физического насилия не было. Правозащитные НПО, в том числе комитеты солдатских матерей, сообщают, что неуставные отношения все еще широко распространены. Они сообщают, что в 2002 году прокуратура возбудила 129 уголовных дел, связанных с неуставными отношениями. Тем не менее, неизвестно, по скольким из этих дел были вынесены обвинительные приговоры».

ПРАВО

I. ЗАЯВЛЕННЫЕ НАРУШЕНИЯ СТАТЕЙ 2 И 3 КОНВЕНЦИИ

62. Заявитель жаловалась, в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции, на жестокое обращение с ее сыном в армии и его смерть, которая, по ее мнению не была самоубийством. Она также жаловалась на то, что национальные власти не провели эффективного расследования по этому делу. Положения, на которые ссылается заявитель, гласят:

Статья 2

«1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание. ...»

Статья 3

«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».

A. Приемлемость

1. Исчерпание внутренних средств правовой защиты

63. Правительство утверждало, что иск о компенсации, поданный заявителем против государственных органов в связи с их предполагаемой неспособностью защитить физическую неприкосновенность и жизнь ее сына во время его службы в армии, еще не завершено (Правительство подало свои возражения до принятия постановления Высшего Административного суда от 18 октября 2011 года (см. параграфы 5 и 54 выше)). Поэтому Правительство утверждало, что выполнение государством его обязательств в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции в настоящем деле должно оцениваться в национальных судах. Соответственно, по мнению Правительства, жалоба заявителя в этой связи должна быть отклонена как преждевременная.

64. Заявитель утверждала, что внутренние средства правовой защиты в ее случае оказались неэффективными. Она отметила, что на практике власти уклонялись от рассмотрения вопроса, выполнило ли государство свои обязательства в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции в отношении ее покойного сына.

65. Суд считает, что вопрос об исчерпании внутренних средств правовой защиты тесно связан с существом жалобы заявителя о том, что ей не было предоставлено эффективное средство правовой защиты в отношении вышеупомянутых жалоб в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции. Поэтому Суд присоединяет возражение Правительства к существу жалобы в соответствии со статьей 13 Конвенции (см. параграфы 119-125 ниже).

2. Соблюдение шестимесячного срока

66. Правительство утверждало, что, в той части, в которой заявитель ставит под сомнение вывод о самоубийстве в качестве причины смерти ее сына, эта жалоба должна быть отклонена, поскольку она была подана по истечении шестимесячного срока, который начался 13 октября 2005 – в день вынесения решения Львовским гарнизонным военным судом. Правительство отметило, что, не обжаловав это решение в апелляционной инстанции или путем подачи апелляции по вопросам права, заявитель приняла его.

67. Заявитель не согласилась. Она утверждала, что упомянутое решение касалось только сержанта К., и что расследование в отношении сержанта В. все еще продолжалось. Кроме того, она отметила, что ее утверждение, что Министерство внутренних дел не выполнило своего обязательства по обеспечению законности и порядка, а также уважение к правам человека в армии, никогда не рассматривалось национальными судами по существу. Соответственно, она считает, что правило шести месяцев неприменимо ко всем ее жалобам, как в соответствии с основным, так и в соответствии с процессуальным аспектами статей 2 и 3 Конвенции.

68. Суд повторяет, что статья 35 § 1 Конвенции предусматривает, что он может рассматривать только жалобы, которые были поданы в течение шести месяцев с того дня, когда окончательное решение было принято в ходе исчерпания внутренних средств правовой защиты. Если эффективное средство правовой защиты недоступно для заявителя, этот срок истекает через шесть месяцев после обжалуемых актов и мер, или после дня, когда была получена информация об этом акте или его влиянии на заявителя (см. Younger v. the United Kingdom (dec.), no. 57420/00, ECHR 2003-I). В случае продолжающейся ситуации, однако, такой срок истекает через шесть месяцев после окончания этой ситуации (см. Koval v. Ukraine (dec.), no. 65550/01, 30 March 2004).

69. В соответствии с прецедентным правом Суда, понятие «продолжающаяся ситуация» относится к состоянию дел, когда имеют место продолжающиеся меры, осуществляемые государством (или от его имени), которое присвоило заявителю статус жертвы (см. Posti andRahko v. Finland, no. 27824/95, § 39, ECHR 2002-VII).

70. Во многих делах Суд приходил к выводу, что смерть в обстоятельствах, потенциально влекущих ответственность государства, порождает процессуальное обязательство государства обеспечить проведение официального расследования, удовлетворяющего определенным минимальным стандартам эффективности. Стоит отметить, что это обязательство государства действует на протяжении всего периода, когда можно разумно ожидать, что власти примут меры для выяснения обстоятельств смерти и установления ответственности за нее (см. Silih v. Slovenia [GC], no. 71463/01, § 157, 9 April 2009, с дальнейшими ссылками).

71. Суд рассмотрел вопрос о применимости правила шести месяцев в контексте жалобы заявителя в отношении эффективности внутреннего расследования смерти родственника в деле Lyubov Efimenko v. Ukraine (no. 75726/01, §§ 67-70, 25 November 2010). В этом деле, заявитель подала свое заявление в Суд через восемь лет после смерти ее сына, и через год после того как она подала заявление в Генеральную прокуратуру Украины об отсутствии эффективного расследования. Учитывая тот факт, что на момент подачи жалобы внутреннее расследование еще продолжалось, Суд отклонил возражение Правительства в отношении несоблюдения заявителем шестимесячного срока, который, как они считали, начался с момента подачи заявителем жалобы в Генеральную прокуратуру.

72. Обращаясь к настоящему делу, Суд отмечает, в первую очередь, что он считает, что возражение Правительства касается жалобы заявителя на неэффективность внутреннего расследования по факту жестокого обращения с ее сыном и его смерти. Суд отмечает, что это возражение, как представляется, противоречит возражению Правительства о неисчерпании заявителем внутренних средств правовой защиты (см. параграф 63 выше).

73. Суд отмечает, что после оглашения приговора Львовского гарнизонного военного суда 13 октября 2005 года, которое касалось только сержанта К., уголовное расследование продолжалось. На этом этапе расследование занималось вопросом причастности сержанта В. к запугиванию и жестокому обращению с Д.М. перед смертью последнего, которая была признана самоубийством. Суд также отмечает отсутствие в материалах дела информации о любых последующих следственных действиях или о ходе следствия. Суд, однако, принимает во внимание предпринимаемые параллельно с этим расследованием усилия заявителя, направленные на то, чтобы установить административную ответственность Министерства внутренних дел за то, что случилось с ее сыном во время его воинской службы.

74. Суд не считает, что заявителя можно упрекнуть в том, что она не обжаловала решение от 13 октября 2005 года, по следующим причинам. Во-первых, в решении был установлен, по крайней мере, один эпизод жестокого обращения с ее сыном в армии, и признана причинно-следственная связь этого обращения с его самоубийством. Во-вторых, расследование все еще продолжалось, и, возможно, могло в дальнейшем прояснить некоторые вопросы, которые остались неясными. И, наконец, ответственность высших органов государственной власти за инцидент еще предстояло установить.

75. В целом, Суд отмечает, что, когда заявитель подала свое заявление в октябре 2008 года, жалуясь, в частности, на неэффективность внутреннего расследования обстоятельств жестокого обращения с ее сыном и его смерти, расследование еще продолжалось (см. и сравните с Lyubov Efimenko v. Ukraine, упомянутым выше, § 70).

76. Соответственно, Суд отклоняет это возражение Правительства.

3. Совместимость ratione materiae

77. Правительство также отметило, что, как установили национальные суды, сын заявителя совершил самоубийство. Правительство утверждало, что этот поступок был его собственным выбором, к которому статья 2 Конвенции неприменима. В этой связи Правительство сослалось на дело Pretty v. the United Kingdom, в котором Суд постановил, что «[статья 2] не касается вопросов, связанных с качеством жизни или с тем, что человек делает со своей жизнью по своему собственному выбору» (no. 2346/02, § 39, ECHR 2002-III).

78. Заявитель не представила комментариев по этому поводу.

79. Суд уже рассматривал аналогичное возражение Правительства в похожем деле Sergey Shevchenko v. Ukraine (упомянуто выше, §§ 54-57), которое, как и настоящее дело, касалось расследования смерти сына заявителя в армии, которая была признана самоубийством.

80. Как постановил Суд в деле Sergey Shevchenko v. Ukraine (упомянуто выше, § 56), его выводы в деле Pretty не могут быть истолкованы как общее исключение из применения статьи 2 в делах о самоубийствах. Следует отметить, что в ряде дел Суд счел, что позитивные обязательства Договаривающихся государств, вытекающие из этого положения, могут возникнуть даже тогда, когда опасность для лица вытекает из нанесенного им самому себе вреда, в том числе процессуальное обязательство провести эффективное расследование обстоятельств смерти, которая кажется самоубийством (см. и сравните с Keenan v. the United Kingdom, no. 27229/95, § 90, ECHR 2001-III, и Trubnikov v. Russia, no. 49790/99, § 89, 5 July 2005).

81. Поэтому Суд отклоняет это возражение Правительства.

4. Другие соображения в отношении приемлемости

82. Суд считает, в свете представленных сторонами аргументов, что жалобы затрагивают серьезные вопросы факта и права согласно Конвенции, решение которых требует рассмотрения дела по существу. Следовательно, Суд пришел к выводу, что эти жалобы не являются явно необоснованными по смыслу статьи 35 § 3 (а) Конвенции. Никаких других оснований для признания их неприемлемыми не было установлено, в то время как Суд уже постановил, что вопрос, касающийся исчерпания внутренних средств правовой защиты, должен быть присоединен к существу жалобы в соответствии со статьей 13 Конвенции (см. пункт 65 выше; прецедентное право см., например, Umarovy v. Russia, no. 2546/08, § 123, 12 June 2012).

B. Существо дела

1. Заявленное нарушение статьи 2 Конвенции

(a) Аргументы сторон

83. Заявитель утверждала, что власти не представили правдоподобное объяснение смерти ее сына, которая произошла в то время, когда он находился под их контролем. Она отметила, в частности, ряд несоответствий во внутреннем расследовании, которые стали очевидными только по прошествии значительного времени, когда их уже было трудно разрешить, во-первых, в силу объективных причин, и, во-вторых, потому, что власти не желали этого делать.

84. Заявитель подчеркнула, что Д.М. был психологически стабильным человеком, без малейших эмоциональных расстройств. Поэтому она утверждала, что, даже если вывод о самоубийстве в качестве причины его смерти является правильным, что невозможно проверить из-за невнимательности следствия, это свидетельствует о том, что ее сын подвергся жестокому обращению и унижениям достаточно серьезным, чтобы довести его до самоубийства.

85. Заявитель сослалась на выводы национальных судов о существовании одного эпизода жестокого обращения с ее сыном со стороны старших сержантов, а также о наличии причинно-следственной связи этого эпизода с его смертью, которая была признана самоубийством. Она настаивала на широком распространении случаев дедовщины в армии, о которых власти должны были знать, но которым они потворствовали и не проводили расследований. Она считает, что то, что случилось с Д.М., стало возможным, в первую очередь, из-за неспособности властей обеспечить законность и порядок в армии.

86. В целом, заявитель возложила ответственность за смерть ее сына на государство.

87. Правительство отрицало какую-либо подобную ответственность.

88. Правительство признало, со ссылкой на решение Львовского гарнизонного военного суда от 13 октября 2005 года (см. параграф 40 выше), что Д.М. подвергся жестокому обращению в армии, которое привело его к самоубийству. Однако, по мнению Правительства, было проведено эффективное внутреннее расследование, которое установило все соответствующие обстоятельства и привело к надлежащему наказанию всех виновных.

89. Соответственно, в настоящем деле они не видят ничего, что бы порождало международную ответственность государства в соответствии со статьей 2 Конвенции.

(b) Оценка Суда

(i) Общие принципы

90. Суд повторяет, что первое предложение статьи 2 § 1 обязывает государство не только воздерживаться от умышленного и незаконного лишения жизни, но также принимать соответствующие меры для защиты жизни лиц, находящихся под его юрисдикцией (см. L.C.B. v. the United Kingdom, 9 June 1998, § 36, Reports of Judgments and Decisions 1998-III). Это позитивное обязательство влечет за собой, прежде всего, обязанность государства ввести законодательную и административную систему, призванную обеспечить эффективную профилактику. Эта система должна включать в себя правила, учитывающие особенности отдельных видов деятельности, в частности, уровень потенциального риска для человеческой жизни (см. Oneryildiz v. Turkey [GC], no. 48939/99, §§ 89-90, ECHR 2004-XII, и более недавнее дело Saso Gorgiev v. "the former Yugoslav Republic of Macedonia", no. 49382/06, § 42, 19 April 2012).

91. Что касается обязательной воинской службы, Суд постановил, что первоочередной обязанностью государства является введение правил, учитывающих уровень риска для жизни или здоровья, которые могут зависеть не только от характера военных действий и операций, но и от человеческого фактора, который становится актуальным, когда государство принимает решение о призыве граждан на военную службу. Такие правила должны потребовать принятия практических мер, направленных на эффективную защиту новобранцев от опасностей, свойственных военной жизни, и соответствующих процедур для выявления возможных недостатков и неправомерных поступков, которые могут быть совершены в этой связи военнослужащими разных уровней (см. Kiling and Others v. Turkey, no. 40145/98, § 41, 7 June 2005).

92. Аналогично лицам, находящимся в заключении, военнослужащие полностью находятся под контролем государства, и любые события в армии полностью или в значительной степени находятся в исключительном ведении властей. Таким образом, государство также несет ответственность за любые травмы или смерти, происходящие в армии (см. Beker v. Turkey, no. 27866/03, §§ 41-42, 24 March 2009, с дальнейшими ссылками).

93. Суд далее напоминает в этой связи, что во всех случаях, когда не удалось установить точные обстоятельства дела по причинам, объективно относящимся к органам власти, государство-ответчик должно изложить, в удовлетворительной и убедительной манере, последовательность событий и представить веские доказательства, которые могут опровергнуть утверждения заявителя (см. Mansuroglu v. Turkey, no. 43443/98, § 80, 26 February 2008, с дальнейшими ссылками).

94. Суд отмечает, что обязательство защищать право на жизнь, а также принять должные меры в связи с потерей жизни, косвенно требует проведения эффективного официального расследования, способного установить точные обстоятельства рассматриваемых событий, а также выявить и, при необходимости, наказать виновных (см. Abdullah Yilmaz v. Turkey, no. 21899/02, § 58, 17 June 2008). Следует отметить, что эти требования не ограничиваются стадией предварительного расследования, но распространяются на стадию судебного разбирательства, которое также должно удовлетворять требованиям статьи 2 (см. Abdullah Yilmaz v. Turkey, упомянутое выше, § 58, in fine).

95. Следует уточнить, что уголовная ответственность в соответствии с национальным законодательством отличается от международно-правовой ответственности государства в соответствии с Конвенцией. При решении вопроса, имело ли место нарушение статьи 2, Суд не рассматривает уголовную ответственность прямо или косвенно заинтересованных сторон. Его компетенция ограничивается международной ответственностью государства по Конвенции, положения которой должны толковаться и применяться на основании целей и задач Конвенции, а также в свете соответствующих принципов международного права. Иными словами, ответственность государства по Конвенции, возникающую в связи с действиями его органов, представителей и служащих, не следует путать с внутригосударственными правовыми вопросами, касающимися индивидуальной уголовной ответственности, которые являются предметом рассмотрения национальных уголовных судов. Суд не должен делать какие-либо выводы о виновности или невиновности в этом смысле (см. Avsar v. Turkey, no. 25657/94, § 284, ECHR 2001-VII (выдержки); McCann and Others v. the United Kingdom, 27 September 1995, §§ 170-173, Series A no. 324; и Putintseva v. Russia, no. 33498/04, § 62, 10 May 2012).

(ii) Применение этих принципов в настоящем деле

96. Обращаясь к настоящему делу, и принимая во внимание вышеуказанные принципы, вытекающие из прецедентного права, Суд рассмотрит жалобу заявителя в соответствии с основным аспектом статьи 2 Конвенции со следующих двух точек зрения. Во-первых, Суд решит вопрос, представили ли власти правдоподобное объяснение смерти сына заявителя. Во-вторых, Суд решит, можно ли в сложившихся обстоятельствах считать, что государство не выполнило свое обязательство защищать жизнь сына заявителя (см. Beker v. Turkey, упомянутое выше, § 43, и, с соответствующими изменениями, Eremidsova and Pechova v. the Czech Republic, no. 23944/04, §§ 108 and 111, 16 February 2012).

97. Вопрос, представили ли власти правдоподобное объяснение, также тесно связан с процессуальным обязательством провести эффективное расследование в этой связи. Для того чтобы установить, приняло ли государство надлежащие меры в связи со смертью Д.М., Суд принимает во внимание расследование, проведенное военными властями, и сделанные ими выводы.

98. Что касается расследования, Суд отмечает, что самоубийство было единственной рассматриваемой версией. Власти изначально с излишней готовностью приняли эту версию, и придерживались ее на протяжении всего расследования, без серьезного рассмотрения каких-либо альтернатив (см., в частности, параграф 14 выше). В то же время, Суд усматривает ряд грубых неточностей и упущений в ходе расследования, а также некоторые необъяснимые моменты, которые подрывают достоверность выводов расследования и дают основания для серьезных опасений в отношении добросовестности соответствующих органов и серьезности их намерения установить истину.

99. Прежде всего, Суд считает удивительным, что тело Д.М., которое, как сообщается, лежало в шести сотнях метров от его поста, было обнаружено только спустя тринадцать часов.

100. Суд также отмечает серьезное расхождение в показаниях свидетелей о месте и обстоятельствах обнаружения тела. Так, по словам руководителя поисковой группы, тело было обнаружено, прислоненным к забору близлежащего заброшенного завода. Однако, по словам другого члена этой группы, солдаты нашли тело примерно в сорока метрах дальше, и перетащили его к этому забору (см. параграф 12 выше). Не было предпринято никаких попыток примирить эти две версии (см. также параграф 42 выше). Это тем более поразительно, учитывая значение, которое придается положению тела при судебно-медицинской экспертизе, в результате которой причиной смерти признается самоубийство (см. параграф 34 выше).

101. Кроме того, у Суда вызывают сомнения обстоятельства похорон, то есть то, что тело было доставлено родственникам Д.М. в закрытом гробу и захоронено без ведома его матери (см. параграф 13 выше).

102. Суд также поразила небрежность первой судебно-медицинской экспертизы тела в 1999 году, в заключении которой вообще не было упомянуто одно пулевое ранение в голову, и было ошибочно указано местоположение другой раны. Хотя этот недосмотр был обнаружен и устранен примерно пять лет спустя, после эксгумации тела, было уже, невозможно проверить другие первоначальные выводы, например, действительно ли на теле Д.М. не было других телесных повреждений или следов насилия, как говорилось в заключении первой экспертизы (см. параграфы 14, 32 и 34 выше).

103. Суд обращает внимание на противоречивые выводы судебно-медицинских экспертиз от 21 марта 2000 года и 23 февраля 2005 года. Первая экспертиза пришла к заключению, что три отверстия, обнаруженные в бетонном заборе, возле которого, как сообщается, было найдено тело Д.М., образовались в результате выстрелов. Во втором заключении, однако, содержится противоположный вывод, что эти отверстия не могли образоваться в результате выстрелов. Опять же, это противоречие никогда не было разрешено.

104. Что касается инцидента с участием Д.М. вечером 24 апреля 1999 года, который, как признали национальные власти, привел к «острому адаптационному расстройству», повлекшему самоубийство (см. параграф 33 выше), Суд отмечает, что данный инцидент произошел в отдельной комнате за закрытой дверью, и в нем участвовали только Д.М., другой рядовой Со. и два сержанта, К. и В. Соответственно, установить, что там произошло, можно было исключительно на основании показаний этих лиц. Тем не менее, Суд отмечает, что рядовой Со. хранил молчание по этому вопросу в течение почти четырех лет, опасаясь, как он сам признал, мести начальства (см. параграф 30 выше). Нельзя быть уверенными, что его запоздалые показания об этих событиях являются полными и точными. Сержант K. признал свое сравнительно пассивное участие в инциденте и переложил основную ответственность за словесное и физическое жестокое обращение с Д.М. на своего товарища – сержанта В., который, в свою очередь, скрылся.

105. Поэтому нельзя сказать, что все соответствующие факты, связанные с инцидентом, который, в соответствии с выводами внутреннего расследования и судебных органов, стал причиной самоубийства сына заявителя, были установлены с достаточной точностью.

106. Местные власти, однако, ограничились этими фактами, и, как видно из материалов дела, не приложили никаких усилий для получения более подробной информации, в частности, об участии сержанта В. в инциденте. Суд, в частности, отмечает, что В. успешно избегал правосудия, пока не истек десятилетний срок давности в отношении выдвинутых против него обвинений (см. параграф 38 и 45 выше). Суд считает маловероятным, учитывая статус В. в качестве военнослужащего, что власти не могли бы установить его местонахождение, если бы они действительно хотели это сделать.

107. То, что срок давности в отношении настолько тяжких обвинений мог истечь, само по себе является достаточно серьезным упущением, чтобы поднять вопрос в соответствии со статьей 2 Конвенции, поскольку пассивная и запоздалая реакция властей, как в настоящем деле, отрицательно влияет не только на результаты конкретного расследования, но и, более общо, на уверенность общественности в приверженности властей верховенству права и в отсутствие какого-либо сговора или проявлений терпимости к противоправным действиям (см., с соответствующими изменениями, Silih v. Slovenia, упомянутое выше, § 195).

108. Как Суд уже постановил в параграфе 74 выше, при рассмотрении возражения Правительства о несоблюдении заявителем шестимесячного срока, заявителя вряд ли можно упрекнуть в том, что она не обжаловала решение в отношении сержанта К. У нее были основания надеяться, что власти будут продолжать расследование для прояснения роли сержанта В. в этих событиях, а также с целью уточнения других соответствующих обстоятельств. Кроме того, подавая иск против Министерства внутренних дел, она также надеялась на установление институциональной ответственности за то, что случилось с ее сыном.

109. Тем не менее, расследование зашло в тупик, и решение по иску заявителя против высшего военного органа не было принято.

110. На основании всех вышеупомянутых соображений, Суд пришел к выводу, что государственные органы не выполнили свое обязательство провести эффективное расследование и принять надлежащие меры в связи со смертью сына заявителя, которая произошла, когда он находился под контролем властей.

111. Более того, даже в свете собственных выводов национальных властей в отношении обстоятельств этой смерти, к которым Суд относится со скептицизмом по изложенным выше причинам, власти не выполнили другое свое обязательство, вытекающее из гарантий статьи 2 – надлежащим образом защитить жизнь Д.М.

112. Так, как было установлено на национальном уровне, сын заявителя был доведен до самоубийства издевательствами и жестоким обращением со стороны его армейских начальников. Причиной самоубийства стало именно жестокое обращение, а не какие-либо неприятные жизненные ситуации, связанные с реалиями армейской жизни. Следовательно, в соответствии с прецедентным правом Суда, государство несет ответственность за смерть сына заявителя (см. аналогичное, хотя еще более серьезное, дело Abdullah Yilmaz v. Turkey, упомянутое выше, §§ 59-76; и, а качестве обратного примера, Acet and Others v. Turkey, no. 22427/06, § 56, 18 October 2011).

113. Наконец, с учетом серьезной озабоченности в связи с распространенностью дедовщины в украинской армии (определение этого понятия см. в сноске в параграфе 41 выше), выраженной, в частности, в докладе украинского омбудсмена и некоторых международных материалах (см. параграфы 59-61 выше), и косвенно подтвержденной некоторыми материалами дела (см. параграфы 29 и 41 выше), Суд не исключает существование дедовщины в воинской части, где служил сын заявителя. В этом контексте особенно тревожными признаками является неспособность установить ответственность за произошедшее высших органов власти и перекладывание вины на отдельных офицеров (см. также параграф 109 выше).

114. В целом, Суд считает, что в настоящем деле имело место нарушение статьи 2 Конвенции в отношении позитивного обязательства государства защитить жизнь сына заявителя, который находился под его контролем, и адекватно объяснить его смерть, а также в отношении процессуального обязательства провести эффективное расследование по этому делу.

2. Заявленное нарушение статьи 3 Конвенции

115. Суд отмечает, что эта жалоба по существу совпадает с вопросами, которые были рассмотрены в рамках статьи 2 Конвенции. Признав нарушение этого положения, Суд считает, что никакие отдельные вопросы в соответствии со статьей 3 Конвенции не возникают.

II. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ

116. Заявитель жаловалась, что она не могла подать иск о компенсации против государственной власти в связи с жестоким обращением с ее сыном и его смертью в армии из-за конфликта юрисдикций между национальными гражданскими и административными судами. Поэтому она утверждала, что она не имела доступа к эффективным внутренним средствам правовой защиты в отношении своих жалоб в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции. Хотя заявитель сослалась на статью 6 Конвенции, Суд считает, с учетом существа данной жалобы, что было бы более целесообразным рассматривать ее с точки зрения статьи 13 Конвенции, которая гласит:

«Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».

A. Приемлемость

117. Суд напоминает, что он присоединил возражение Правительства о неисчерпании заявителем внутренних средств правовой защиты в отношении ее жалоб по статьям 2 и 3 Конвенции к рассмотрению по существу жалобы по статье 13 (см. параграф 65 выше).

118. Суд считает, что жалоба заявителя в соответствии со статьей 13 в совокупности со статьями 2 и 3 Конвенции не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (а) Конвенции. Она также не является неприемлемой по любым другим основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.

B. Существо дела

119. Заявитель настаивала на своей жалобе. Она утверждала, в частности, что разногласия между национальными судами в отношении того, какой суд обладает юрисдикцией в ее деле, фактически лишили ее возможности воспользоваться своим правом требовать возмещения убытков путем подачи гражданского иска против государства в связи с жестоким обращением с ее сыном и его смертью во время прохождения им срочной воинской службы.

120. Правительство не согласилось. Они отметили, что иск заявителя должен был быть рассмотрен на национальном уровне (возражения Правительства были представлены в Высший административный суд, который вынес решение 18 октября 2011 года – см. параграфы 5 и 54 выше).

121. Суд постановил, в своем прецедентном праве, что для исправления нарушения положений статей 2 и 3 Конвенции на национальном уровне необходимо принятие двух мер. Во-первых, государственные органы должны провести тщательное и эффективное расследование, способное привести к установлению и наказанию виновных. Во-вторых, в случае необходимости заявителю должна быть присуждена компенсация, или он, по крайней мере, должен иметь возможность требовать и получить компенсацию за ущерб, понесенный в результате жестокого обращения или смерти (см., например, Gafgen v. Germany [GC], no. 22978/05, § 116, ECHR 2010, с дальнейшими ссылками, и Carabulea v. Romania, no. 45661/99, § 165, 13 July 2010).

122. Обращаясь к настоящему делу, Суд отмечает, что после осуждения сержанта К. заявитель подала гражданский иск против Министерства внутренних дел, требуя выплатить ей компенсацию за ущерб, понесенный в результате жестокого обращения с ее сыном и его смерти во время срочной воинской службы во внутренних войсках. В соответствии с указаниями Печерского суда, который отказал в возбуждении гражданского дела, она вновь подала иск в рамках административной процедуры. В то время как суд первой инстанции удовлетворил ее требования, апелляционный суд отменил это решение по процессуальным основаниям, посчитав, что дело подпадает под юрисдикцию гражданских, а не административных судов. Это решение было оставлено в силе высшей судебной инстанцией более чем через пять лет после подачи заявителем ее иска (см. параграфы 46-54 выше).

123. В результате, требование заявителя о возмещении ущерба осталось без рассмотрения, и она была лишена эффективных внутренних средств правовой защиты в отношении своих жалоб в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции.

124. Суд уже отмечал подобные конфликты юрисдикций между национальными судами в ряде других дел против Украины (см., в частности, Bulanov and Kupchik v. Ukraine, nos. 7714/06 and 23654/08, 9 December 2010, и Andriyevska v. Ukraine, no. 34036/06, 1 December 2011).

125. Поэтому Суд считает, что была нарушена статья 13 Конвенции в этой связи. Он также отклоняет возражения Правительства в отношении приемлемости жалобы заявителя в соответствии со статьями 2 и 3 на основании неисчерпания внутренних средств правовой защиты, которые Суд ранее присоединил к существу ее жалобы в соответствии со статьей 13 Конвенции (см. параграф 65 выше).

III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

126. Статья 41 Конвенции гласит:

«Если Суд решает, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Компенсация вреда

127. Заявитель потребовала выплатить ей 120 525 евро в качестве компенсации материального вреда и 2 000 000 евро в качестве компенсации нематериального вреда.

128. Правительство оспорило эти требования как чрезмерные и необоснованные.

129. Суд не усматривает причинно-следственной связи между выявленными нарушениями и материальным вредом; поэтому Суд отклоняет это требование. С другой стороны, принимая во внимание характер выявленных нарушений и принимая решение на справедливой основе, Суд присуждает заявителю 20 000 евро в качестве компенсации нематериального вреда.

B. Компенсация расходов и издержек

130. Заявитель не предъявила никаких требований о компенсации расходов и издержек. Поэтому Суд не присуждает никакой суммы в этом отношении.

C. Пеня

131. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка с добавлением трех процентных пунктов.

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД ЕДИНОГЛАСНО

1. Решает присоединить возражение Правительства в отношении неисчерпания внутренних средств правовой защиты в связи с жалобами заявителя в соответствии со статьями 2 и 3 Конвенции к существу ее жалобы в соответствии со статьей 13 Конвенции, и отклоняет его после рассмотрения этой жалобы по существу;

2. Объявляет жалобу заявителя приемлемой;

3. Постановляет, что была нарушена статья 2 Конвенции в отношении позитивного обязательства государства защищать жизнь сына заявителя, который находился под его контролем, и представить адекватные объяснения его смерти, а также в отношении процессуального обязательства провести эффективное расследование по делу;

4. Постановляет, что никакие отдельные вопросы в соответствии со статьей 3 Конвенции не возникают;

5. Постановляет, что была нарушена статья 13 Конвенции;

6. Постановляет:

(a) государство-ответчик должно выплатить заявителю, в течение трех месяцев с даты, когда это решение станет окончательным в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции, EUR 20000 (двадцать тысяч евро), в переводе в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда;

(b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в этот период с добавлением трех процентных пунктов;

7. Отклоняет оставшуюся часть требований первого заявителя относительно компенсации.

Составлено на английском языке и провозглашено в письменном виде 17 января 2013 года в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Клаудиа Вестердийк Марк Виллиджер

Секретарь Председатель

[1] «Дедовщина» - система неуставных отношений в вооруженных силах некоторых бывших советских республик, в частности, России и Украины, когда молодые солдаты подвергаются давлению со стороны старших солдат.

коментарі: 0

Для того чтоб оставлять комментарии, вам нужно зарегистрироваться и/или войти под своим паролем

поширити інформацію